Новая концепция герменевтики была выдвинута немецким философом и теоретиком искусства Вильгельмом Дильтеем (1833-1911), рассматривавшим герменевтику как методологическую основу для гуманитарных наук, которые он относил к наукам о человеческом духе (Geistenwissenschqft). Все они имеют дело с пониманием человеческой мысли, искусства, культуры и истории. В отличие от естествознания, указывал В. Дильтей, содержание гуманитарных наук, в том числе и истории, составляют не факты природы, а объективированные выражения человеческого духа, мыслей и чувств людей, их целей и мотивов. Соответственно этому, если для объяснения явлений природы используются каузальные (причинные) законы, то для понимания действий и поступков людей их необходимо предварительно интерпретировать, или истолковать, с точки зрения целей, интересов и мотивов. Гуманитарное понимание существенно отличается от естественнонаучного объяснения, потому что оно всегда связано с раскрытием смысла деятельности людей в разнообразных формах ее проявления.
Хотя В. Дильтей и не принадлежал к неокантианцам, но он выдвинул в области исторического познания программу, аналогичную той, которую пытался осуществить И. Кант в «Критике чистого разума» для философского обоснования естествознания своего времени. Основные усилия В. Дильтея были направлены на «критику исторического разума», в целом они совпадали с критикой позитивизма в истории, в которой выступили неокантианцы. Как мы уже отмечали, антипозитивистская критика философов-неокантианцев В. Виндельбанда и Г, Риккерта в последней четверти XIX века была поддержана немецкими историками и социологами И. Дройзеном, Г. Зиммелем и др. Все они, как мы уже знаем, выступали против перенесения приемов, моделей и методов исследования естествознания в исторические и социальные науки, поскольку это приводит к игнорированию их специфических особенностей.
К данному антипозитивистскому направлению примкнул также В. Дильтей, но он не ограничился простым отрицанием и критикой позитивистской концепции, а задался конструктивной целью разработать положительную программу в области гуманитарных наук. Для чего в качестве основного средства он выбрал герменевтический метод, который у него из филологической, по своей сути, теории становится методологией наук, изучающих духовную деятельность человека.
В процессе работы над книгой «Жизнь Шлейермахера» В. Дильтей основательно изучил и усвоил методы текстуальной и исторической интерпретации своего предшественника, но придал им более общий методологический и философский характер. Он считал, что ни естественнонаучные методы, ни метафизические спекуляции, ни интроспективные психологические приемы не могут помочь понять духовную жизнь человека, а тем более общества. Внутренняя духовная человеческая жизнь, ее формирование и развитие, подчеркивал В. Дильтей, представляют собой сложный процесс, где связаны в единое целое и мысль, и чувство, и воля. Поэтому гуманитарные науки не могут изучать духовную деятельность людей с помощью чуждых им понятий, таких как причинность, сила, пространство и т.п. Не без основания В. Дильтей замечает, что в венах познающего субъекта, сконструированного Д. Локком, Д. Юмом и И. Кантом, нет ни капли подлинной крови. Эти мыслители рассматривали познание отдельно не только от чувств и воли, но и исторического контекста внутренней человеческой жизни.
Являясь сторонником «философии жизни», В. Дильтей считал, что категории гуманитарных наук должны быть выведены из живого опыта людей, они должны опираться на факты и явления, которые осмысленны только тогда, когда имеют отношение к внутреннему миру человека. Именно так возможно понимание другого человека, и достигается оно в результате духовного перевоплощения. Вслед за Ф. Шлейермахером, он рассматривал такой процесс как реконструкцию и переосмысление духовного мира других людей, проникнуть в который возможно только с помощью правильной интерпретации выражений внутренней жизни, которая находит свою объективацию во внешнем мире в произведениях материальной и духовной культуры. Решающую роль в гуманитарных исследованиях поэтому играет понимание, так как именно оно объединяет в единое целое внутренне и внешнее, рассматривая последнее как специфическое выражение внутреннего опыта человека, его целей, намерений и мотиваций. Только через понимание достигается постижение уникальных и неповторимых явлений человеческой жизни и истории. В отличие от этого при изучении явлений природы индивидуальное рассматривается как средство достижения знания об общем, т.е. класса одинаковых предметов и явлений; т.е. естествознание ограничивается лишь объяснением явлений, которое сводится к подведению явлений под некоторые общие схемы или законы, в то время как понимание дает возможность постигать особенное и неповторимое в социальной жизни, а это имеет существенное значение для постижения духовной жизни, например, искусства, где мы ценим частности ради них самих и больше обращаем внимание на индивидуальные особенности художественных произведений, чем их сходство и общность с другими произведениями. Аналогичный подход должен применяться при изучении истории, где мы интересуемся индивидуальными и неповторимыми событиями прошлого, а не абстрактными схемами общего исторического процесса. Такое резкое противопоставление понимания объяснению нашло свое яркое воплощение в хорошо известном афоризме Дильтея: «природу мы объясняем, а живую душу человека должны понять».
Однако историческое понимание не сводится к эмпатии, или психологическому вживанию, исследователя во внутренний мир участников событий прошлого. Как мы показали во второй главе, такое вживание в духовный мир даже отдельной личности, а тем более, личности выдающейся реализовать крайне трудно. Что касается, мотивов действий и интенций участников широких общественных движений, то они могут быть очень разными, и поэтому найти равнодействующую их общего поведения бывает очень трудно. Главная трудность здесь заключается в том, что В. Дильтей, как и другие антипозитивисты чрезмерно преувеличивает индивидуальность и неповторимость исторических событий и, тем самым, выступает против обобщений и законов в исторической науке. Тем не менее, герменевтический метод исследования, который он пропагандировал для изучения истории, заслуживает особого внимания.
Необходимость обращения к методам интерпретации и понимания герменевтики объясняется тем, что историк-исследователь работает, прежде всего, с различного рода текстами. Для их анализа и истолкования в классической герменевтике разработаны многие общие и специальные приемы и методы раскрытия смысла этих текстов, а, следовательно, их интерпретации и понимания,
Специфические особенности при интерпретации текстов не только в гуманитарных и естественных науках, но также и исторических и юридических документов, несомненно, существуют. Тем не менее, интерпретациям целом происходит по общей схеме, которую в естествознании иногда называют гипотетико-дедуктивным методом. Лучше всего такую схему следует рассматривать как вывод заключений, или следствий, из гипотез, которые возникают в виде своеобразных вопросов при истолковании текстов. Когда естествоиспытатель ставит эксперимент, он, по сути дела, задает определенный вопрос природе. Результаты эксперимента - факты представляют собой ответы, которые дает природа. Чтобы понять эти факты, ученый должен их интерпретировать, или истолковать, для чего их в первую очередь необходимо осмыслить, т.е. придать им определенное, конкретное значение или смысл. Несмотря на то, что В. Дильтей, как мы знаем, противопоставлял естественнонаучное познание социально-гуманитарному, тем не менее, он признавал, что всякая интерпретация начинается именно с выдвижения гипотезы общего, предварительного характера, которая в ходе ее разработки и интерпретации постепенно конкретизируется и уточняется. Если при постановке эксперимента задают вопрос природе, то в ходе исторического исследования этот вопрос задают историческому свидетельству или тексту сохранившегося документа. Таким образом, в обоих случаях задаются определенные вопросы, формулируются предварительные ответы на них в виде гипотез и предположений, которые затем проверяются с помощью существующих фактов (в естествознании) или свидетельств и других источников (в истории). Такие факты и исторические свидетельства становятся осмысленными потому, что они включаются в некоторую систему теоретических представлений, которые в свою очередь есть результат сложной, творческой, познавательной деятельности. С чисто логической точки зрения, процесс интерпретации и понимания исторических свидетельств источников и авторитетов можно рассматривать как гипотетико-дедуктивный метод рассуждения, который действительно связан с выдвижением гипотез и их проверкой. В настоящее время немало ученых считает, что этот метод может быть использован в разных отраслях социально-гуманитарного познания. Некоторые философы, как, например, швед Д. Фолесдал, даже утверждают, что сам герменевтический метод по существу сводится к применению гипотетико-дедуктивного метода к специфическому материалу, с которым имеют дело социально-гуманитарные науки. Однако, гипотетико-дедуктивный метод служит здесь скорее общей схемой, своего рода стратегией научного поиска и его рационального, обоснования, и главную роль в этом поиске играет именно стадия генерирования и изобретения гипотез, связанная с интуицией и воображением, мысленными моделями и другими творческими и эвристическими способами исследования.
Различие между естественнонаучной и исторической интерпретацией заключается прежде и больше всего в характере объекта интерпретации.
Интерпретация и основанное на ней понимание, должны учитывать, с одной стороны, все объективные данные, относящиеся к историческому свидетельству или тексту документа, с другой - никакой исследователь, даже в естественных науках, а тем более в исторических и гуманитарных науках, не может подходить к своему объекту без каких-либо идей, теоретических представлений, ценностных ориентации, т.е. без того, что связано с духовной деятельностью познающего субъекта. Именно на эту сторону дела обращают внимание В. Дильтей и его последователи. Нам уже приходилось отмечать, что интерпретация в их представлении рассматривается, прежде всего, как эмпатия, или вчувствование, вживание в духовный мир личности. Но при таком психологическом и субъективном подходе исследование деятельности выдающихся исторических личностей сводится к гипотетическому анализу их намерений, целей и мыслей, а не поступков и действий. И уж совсем не приходится при этом говорить об интерпретаций деятельности больших групп и коллективов людей.
Чаще всего историки имеют дело с текстами, нередко плохо сохранившимися и малопонятными; тем не менее, именно эти тексты являются фактически единственными свидетельствами о прошлом, отсюда некоторые ученые заявляют, что все, что можно сказать о прошлых событиях, содержится в исторических свидетельствах. Аналогичные заявления делают и переводчики, историки литературы и искусства, критики и другие специалисты, занимающиеся проблемами интерпретации различных по конкретному содержанию текстов. Но сам текст, будь то историческое свидетельство или художественное произведение, в точном смысле слова представляет лишь знаковую систему, которая приобретает смысл в результате соответствующей интерпретации; от того, как интерпретируется текст, зависит и его осмысление или понимание. В какой бы форме не осуществлялась интерпретация, она теснейшим образом связана с деятельностью познающего субъекта, который придает определенный смысл тексту. При таком подходе понимание текста не ограничивается тем, как понимал его автор. Как справедливо подчеркивал М.М. Бахтин, «понимание может и должно быть лучшим. Понимание восполняет текст: оно активно и носит творческий характер». Однако историческое понимание не следует смешивать с обыденным пониманием, которое означает усвоение смысла чего-либо (слова, предложения, мотива, поступка, действия и т.п.).
В процессе исторической интерпретации понимание текста свидетельства или документа также связывают, прежде всего, с раскрытием того смысла, который вложил в него автор. Очевидно, что при таком подходе смысл текста остается чем-то раз и навсегда данным, неизменным и его остается лишь однажды выявить и усвоить. Не отрицая возможности такого подхода к пониманию в процессе повседневного речевого общения и даже в ходе обучения, следует, однако, подчеркнуть, что этот подход является неадекватным и потому неэффективным в более сложных случаях, в частности в историческом познании. Если понимание сводится к усвоению первоначального, фиксированного смысла текста, то тем самым исключается возможность раскрытия более глубокого его смысла, а, следовательно, лучшего понимания результатов духовной деятельности людей. Следовательно, традиционный взгляд на понимание, как воспроизведение первоначального смысла, нуждается в уточнении и обобщении. Такое обобщение может быть сделано на основе семантического подхода к интерпретации, согласно которому смысл или значение можно также придавать тексту как знаковой структуре, т.е. понимание зависит не только от того смысла, который придал тексту автор, но и интерпретатор. Стремясь понять, например, историческую хронику или свидетельство, историк раскрывает первоначальный авторский смысл, но привносит нечто и от себя, так как подходит к ним с определенных позиций, личного опыта, собственных идеалов и убеждений, духовного и нравственного климата своей эпохи, его ценностных и мировоззренческих представлений. Поэтому вряд ли в таких условиях можно говорить об одном - единственно правильном понимании
Зависимость понимания текста от конкретно-исторических условий его интерпретации ясно показывает, что оно не сводится к чисто психологическому и субъективному процессу, хотя личный опыт интерпретатора играет здесь далеко не последнюю роль. Если бы понимание целиком сводилось к субъективному восприятию смысла текста или речи, тогда была бы невозможна никакая коммуникация между людьми и взаимный обмен результатами духовной деятельности. Такие психологические факторы, как интуиция, воображение, сопереживание и т.п., несомненно, очень важны для понимания произведений литературы и искусства, но для постижения исторических событий и процессов необходим глубокий анализ объективных условий общественной жизни. Однако В. Дильтей пытался построить методологию исторического и гуманитарного знания исключительно на психологической концепции понимания. «Всякая попытка создать опытную науку о духе без психологии, - указывал он, - никоим образом не может повести к положительным результатам». По-видимому, руководствуясь данной идеей, он в своей последней работе по истории философии, сводит изучение этой истории к исследованию психологии философов. Такой подход не мог не вызвать критические возражения даже со стороны ученых, в целом сочувствующих его антипозитивистским взглядам на историю и гуманитарные науки.
Процесс понимания в широком контексте представляет собой комплексную проблему, решение которой требует привлечения различных средств и методов конкретного исследования. Особую роль в историческом познании приобретает использование текстологических, аксиологических, палеографических, археологических и других специальных методов исследования.
Герменевтика – это теория толкования текста и наука о понимании смысла, получившая широкое
распространение в современном западном литературоведении. На принципах герменевтики базиру-
ется построение новейшей теории литературы.
С герменевтикой традиционно связано представление об универсальном методе в области гума-
нитарных наук. Как метод истолкования исторических фактов на основе филологических данных
герменевтика считалась универсальным принципом интерпретации литературных памятников.
Функция интерпретации состоит в том, чтобы научить, как следует понимать произведения искусст-
ва согласно его абсолютной художественной ценности.
Инструментом интерпретации считается сознание воспринимающей произведение личности, т.е.
интерпретация рассматривается как производная от восприятия литературного произведения.
Основоположником современной герменевтики считается немецкий ученый Фридрих Шлейер-
Особенность метода Шлейермахера – это включение в толкование произведения не только логи-
"внутренней логики".
Другой немецкий ученый В. Дильтей написал книгу "Происхождение герменевтики", в которой
призывал постигать "внутреннюю реальность" духовной жизни художника.
В литературной герменевтике обосновывается вывод, что произведение искусства нельзя понять
само по себе как единичный продукт творческой деятельности. Произведение искусства является ма-
териальной объективацией традиции культурного опыта, поэтому его интерпретация имеет смысл
лишь тогда, когда она намечает выход в непрерывность культурной традиции (Гадамер). Художест-
венное произведение является фактором культуры, и при его интерпретации необходимо реконст-
руировать его место в духовной истории человечества.
Герменевтический анализ – это реконструкция текста. Интерпретация произведения должна оп-
Если в процессе деконструкции текста создаются совершенно произвольные и самостоятельные
его интерпретации, то в процессе реконструкции текста, которую отстаивает Хирш, все созданные
Хирша "центром", "оригинальным ядром", которое организует единую систему значения произведе-
ния в парадигме многочисленных его интерпретаций. "Принцип авторской авторитетности" Хирш
вводит как основу, благодаря которой можно судить о достоверности или недостоверности интерпре-
Главное в герменевтической интерпретации не только историческая реконструкция литературно-
го текста и последовательное усреднение нашего исторического контекста с контекстом историче-
ского произведения, но и расширение осведомленности читателя, помощь в его более глубоком по-
нимании себя.
Герменевтика связана с рецептивной эстетикой тем, что последняя дополняет изложенные прин-
ципы социально-историческими представлениями.
Основные понятия герменевтики
Герменевтический круг – парадокс несводимости понимания и истолкования текста к логически
непротиворечивому алгоритму. Многие ученые видят традиционную исходную трудность герменев-
тики именно в концепции Гаданера, в понимании так называемого "круга части и целого". Наиболее
емко это явление зафиксировано в формулировке
В. Дильтея, что для всякого истолкования характерно такое продвижение вперед, которое переходит
от восприятия определенно-неопре-деленных частей к попытке захватить смысл целого, чередую-
щейся с попыткой, исходя из смысла этого целого, точнее определить и сами части. Неуспех этого
метода обнаруживается в том случае, когда отдельные части не становятся при этом понятнее.
Двойной код – понятие герменевтики, должное объяснить специфическую природу художествен-
ных модернистских текстов.
Французский ученый Р. Барт – как теоретик постструктурализма и предшественник постмодер-
низма, в любом художественном произведении выделял пять кодов (культурный, герменевтический,
символический, семический, и проайретический или нарративный). Слово "код" не должно здесь
приниматься в строгом, научном значении термина. Мы называем кодами просто ассоциативные по-
ля, сверхтекстовую организацию значений, которые навязывают представления об определенной
структуре; код, как мы его понимаем, принадлежит главным образом к сфере культуры; коды – это
определенные типы уже виденного, уже читанного, уже деланного; код есть конкретная форма этого
"уже". Любое повествование, по Барту, существует в переплетении различных кодов, их постоянной
"перебивке" друг другом, что и порождает "читательское нетерпенье" в попытке постичь вечно ус-
кользающие нюансировки смысла.
Голландский ученый Д. Фоккема отмечает, что код постмодернизма является всего лишь одним
из многих кодов, регулирующих производство текста. Другие коды, на которые ориентируются писа-
тели, – это прежде всего лингвистический код (естественного языка – английского, французского и
дающие высокой степенью когерентности, жанровый код, активизирующий у реципиента опреде-
ленные ожидания, связанные с выбранным жанром, и идиолект писателя, который в той мере, в ка-
кой он выделяется на основе рекуррентных признаков, также может считаться особым кодом. Ф.
Джеймсон выдвинул понятие "двойного кодирования". По его представлению, все коды, выделенные
Бартом, с одной стороны, и сознательная установка постмодернистской стилистики на ироническое
сопоставление различных литературных стилей, жанровых форм и художественных течений – с дру-
гой, выступают в художественной практике постмодернизма как две большие кодовые сверхсистемы.
Интерпретация (толкование) – основной термин герменевтики, основанный на идее Канта, рас-
сматривающего сознание как объект мира. Мир понимается как предшествующее всяким субъектив-
но-объективным отношениям. Истинное искусство состоит в том, чтобы снова научиться видеть мир.
Для герменевтики важен не только феномен понимания, но и проблема правильного изложения
понятого. Принципиальная связь языка и мира означает онтологическую сущность и направленность
понимания и интерпретации. Поскольку только в языке личные переживания человека находят наи-
более полное, исчерпывающее и объективно постигаемое выражение, интерпретация развивается по
преимуществу вокруг толкования "письменных памятников человеческого духа" (Дильтей). Интер-
претация этих памятников стала со временем отправной точкой для филологии.
Для герменевтики интерпретация представляет собой определенный тип знания, которое стре-
мится к научному обоснованию того, что оно представляет. По Ф. Шлейермахеру, искусство интер-
претации состоит в том, чтобы "с объективной и с субъективной стороны приблизить себя к автору
текста". С объективной стороны это осуществляется через понимание языка автора, с субъективной –
через знание фактов его внутренней и внешней жизни.
Только через толкование текстов можно выявить словарный запас автора, его характер, обстоя-
тельства его жизни. Словарный запас и историко-культурный слой эпохи автора составляют единое
целое, на основании которого тексты должны быть поняты как элементы, а целое понимается из них.
Таким образом, искусство интерпретации непосредственно связано с концепцией герменевтического
круга, утверждающей, что все особенное может быть понято лишь из общего, частью которого оно
само является, и наоборот. Шлейермахер в своей "Герменевтике" выводит общее методологическое
правило для интерпретатора: "а) следует начинать с общего представления о целом;
б) продвигаться вперед одновременно в двух направлениях – грамматическом и психологическом; в)
дают, дают одинаковый результат; г) при несовпадении следует возвратиться назад и найти ошибку".
Итак, в разнообразии современных методов исследования литературы можно выделить два ос-
новных направления.
П е р в о е н а п р а в л е н и е – сциентистское – составляют методы, которые роднят, прежде все-
го, их стремление построить методологию строго научного исследования, придать своим концепциям
форму точной науки и исключить из сферы рассмотрения мировоззренческие, социальные и идеоло-
гические проблемы (формальный, структуралистский, интертекстуальный, деконструктивный мето-
В т о р о е н а п р а в л е н и е – антропоцентрическое. Сторонники второго направления, напро-
тив, исходят из фиксации моральных, психологических состояний творящей и воспринимающей
личности. Они считают, что произведение искусства не может быть лишь пережито, прочувствован-
но, интуитивно познано (герменевтический, феноменологический, мифопоэтический, рецептивно-
эстетический анализ). Традиционно представление об универсальном методе в области гуманитар-
ных наук связывалось с герменевтикой. Именно герменевтика как метод истолкования исторических
фактов на основе филологических данных, считалась универсальным принципом интерпретации ли-
тературных памятников. Функция герменевтической интерпретации состоит в том, чтобы научить,
как следует понимать произведение искусства согласно его абсолютной художественной ценности.
Инструментом интерпретации считается сознание воспринимающей произведение личности, т.е. ин-
терпретация рассматривается как производная от восприятия литературного произведения. В тради-
ционной герменевтике обосновывался вывод о том, что произведение искусства нельзя понять само
по себе, как единичный продукт творческой деятельности. Произведение искусства является матери-
альной объективацией традиции культурного опыта, поэтому его интерпретация имеет смысл лишь
тогда, когда она намечает выход в непрерывность культурной традиции. Герменевтическое "понима-
ние" направлено на реконструирование смысла, расшифровку исторического текста с целью осозна-
ния непрерывности духовного и культурного опыта человечества, на приобщение нового поколения
и новой эпохи к прошлому, к традиции.
В современной науке используются все перечисленные методы анализа художественного произ-
ведения в различных комбинациях, которые определяются особенностями исследуемого авторского
Цель герменевтического метода
Проанализировав герменевтический метод в трактовках В. Дильтея, Х. Г. Гадамера, А. Демера, Х. Ю. Хабермаса, Е. Д. Хир ша, В. К. Нишанова и других, В. Н. Дружинин резюмирует: «Если суммировать (почти механически) эти трактовки понимания, то можно сказать, что понимание применяется тогда, когда требуется познать уникальный, целостный, неприродный объект (который несет «отпечаток разумности») путем перевода его признаков в термины «внутреннего» языка исследователя (диагностирование и интерпретация) и получить в ходе его оценку и «переживание понимания» как результат процесса» (2, с. 83).
Психолог-профессионал видит в каждом произведении искусства его творца со своей ценностно-смысловой сферой. Текст, партитура, живописное полотно, звучащая ткань музыкального произведения - как велико желание, соприкасаясь с ними, не только приобщиться к общезначимым формулам, но и войти в смысловой мир автора! Где найти ключ к пониманию? Поиском ответа на этот вопрос занимается герменевтика.
Родоначальник герменевтического направления Ф. Шлеермахер выдвинул основную цель метода - переходить от своих собственных мыслей, к мыслям понимаемых писателей. Он же отделил психологическую интерпретацию текстов от философской. В. Дильтей ввел разграничение наук о духе и наук о внешнем мире. Науки о духе требовали иного исследовательского подхода, и метод понимания стал основным в его теории.
Герменевтика Гадамера
Гадамер рассматривает герменевтику не под углом зрения теории познания и теории науки, а в спектре онтологических проблем. «Предпочтительные авторитеты Гадамера в его исследовательской работе - Хайдеггер и Гегель. У первого он заимствует онтологическую задачу и интерес к языку как «дому бытия», у второго - его борьбу против «гипертрофии субъективности» в философии; последнее, перенесенное на анализ искусства, исключает такой важный аспект художественного творчества, как его субъективное начало, элиминирует, говоря словами самого Гадамера, душевный строй того, кто творит произведение искусства или наслаждается им. Творец же, согласно этой логике, превращается в служителя созданного им произведения» (2, с. 139).
Герменевтика для Гадамера - метод согласия. «Цель любого понимания - достичь согласия по существу... И задача герменевтики с незапамятных времен - добиваться согласия, восстанавливать его. …Чудо понимания заключается не в том, что души таинственно сообщаются между собой, а в том, что они причастны к общему для них смыслу» (3, с. 73).
Модификации герменевтического метода
Психологи-исследователи и психотерапевты часто используют метод понимания. «Существуют различные модификации психологического герменевтического метода, к числу основных относятся: биографический метод, анализ результатов (продуктов) деятельности, психоаналитический метод» (2, с. 87–88). Когда речь идет об искусстве, человеке, понимании, вчувствовании, хочется более мягкого изложения мыслей, но тексты философов-герменевтиков специфичны и зачастую доступны лишь узкому кругу ученых.
Герменевтический круг понимания
«Движение понимания постоянно переходит от целого к части и от части к целому, - считает Гадамер. - И задача всегда состоит в том, чтобы, строя концентрические круги, расширять единство смысла, который мы понимаем. Взаимосогласие отдельного и целого - всякий раз критерий правильности понимания» (3, с. 72).
Шлеермахер различал объективную - «грамматическую» и субъективную - «психологическую» стороны истолкования текста. Соотношение этих сторон характеризует круговую структуру понимания. Шлеермахер отдавал предпочтение объективной стороне интерпретации перед субъективной, поэтому личностно-психологический аспект истолкования для него вторичен по отношению к лингвистическим процедурам интерпретации.
Герменевтический круг понимания в трактовке Т.Н. Грековой и Н.Л. Нагибиной
Т.Н. Грекова и Н.Л. Нагибина в своей работе "Психология и герменевкика: пересечение методов" (1999) делают акцент на психологической стороне истолкования текстов. Их цель - обозначить смысловые и силовые поля в герменевтическом круге, в зависимости от доминирования позиции автора, персонажа, читателя.
Возможны три основных модели.
Модель 1. Доминирует позиция персонажа
Смысловая сетка автора и читателя выхолощена. Задача автора - выпукло показать персонаж. Иерархия смыслов персонажа возможна в двух вариантах: 1) встраивается в общезначимые смыслы либо значимые для данной эпохи. При этом происходит часто тенденциозная трансформация личности персонажа. Автор занимает гражданскую позицию, воспитывая читателя;
2) имеет уникальную, самоценную смысловую сетку. Эту уникальность подчеркивает автор и видит читатель.
Автор выступает во всей многогранности собственных смыслов. Постоянно рассуждает, анализирует под углом своей смысловой иерархии. Часто сравнивает свою точку зрения с установкой своего героя, сопоставляет, даже навязывает. Персонаж и читатель ему необходимы как отправной пункт для заявления своей позиции или концепции.
Модель 3. Доминирует позиция читателя
Автор строит и подает персонаж в расчете на иерархию смыслов читателя. Таким образом, читатель перетягивает смысловое поле на себя. Его вкусы, пристрастия, уровень развития интеллекта, социальный статус детерминируют выбор персонажа и его подачу.
Расширение сферы понимания идет через четвертого участника герменевтического круга - потенциального читателя, который получает информацию о книге через устную или рекламную репрезентацию первого читателя. Смыслы первого читателя вовлекают соответствующие смыслы второго читателя. Таким образом, можно говорить о тех «концентрических кругах, которые расширяют единство смысла» (Гадамер) посредством этого четвертого участника, выводящего герменевтический круг на новую орбиту понимания.
Герменевтика (іреч. ermhneutich-объясняю, истолковываю) - влиятельное течение феноменологической традиции в методологии науки.
Она представляет собой направление современной мысли, наиболее активно разрабатывающее проблемы интерпретации, вопросы теории языка в том числе и применительно к фундаментальным проблемам правоведения.
Герменевтика составляет один из важнейших источников современной методологии в области социальных явлений, основанной на признании принципиальной роли языка для их адекватной интерпретации и понимания. Именно для герменевтики одной из главных предпосылок объективности понимания является осознание исторической обусловленности исследователя и его предмета. В XX столетии герменевтическую методологию разрабатывали М. Хай- деггер, Х.-Г. Гадамер, Э. Бетги, П. Рикёр, Э. Хайнтель, Г Кун, А. Аппель, Э. Корет.
Традиционно герменевтика означает искусство толкования текста. Слово «герменевтика» - дословно означает объяснение, изложение, толкование (есть и другое значение: дар слова, речь). Иногда понятие герменевтики возводят к известным в первые века христианства, а также в эпоху Средневековья и Возрождения, герметическим текстам, авторство которых предание приписывает богу Гермесу. Гермес же был не только богом торговцев и воров, но посыльным и толкователем богов, их воли и тех законов, которые они давали людям. Поэтому герменевтика в одном из своих изначальных смыслов означает «передавать и толковать законы». Герменевтика - это наука смыслового понимания, понимания высказываний, по словам немецкого ученого начала XX века В. Диль- тея, - это «теория понимания зафиксированных в письменном виде жизненных высказываний» и кроме того «основополагающий метод для всех дальнейших операций гуманитарных наук». В отечественной и зарубежной науке существует несколько подходов к исследованию данной проблемы. Так, уже изначально она рассматривалась в рамках герменевтической традиции. Чтобы понять суть данного подхода, следует отметить, что основными понятиями герменевтики являются: «понимание», «смысл», «язык», «текст», «интерпретация», «традиция», «герменевтический круг», «часть и целое», «объяснение». Выделяется философская, лингвистическая, религиозная, юридическая и т. п. герменевтика.
Особое значение герменевтика приобрела не в древней греческой философии и филологии, где она обозначала искусство толкования, понимания и интерпретации различных литературных произведений, а лишь в эпоху христианства. Вместе с тем именно в перипатетической и стоической философии были разработаны основные принципы толкования, которые были усвоены и дополнены Филоном Александрийским, Оригеном, Тертуллианом и Августином Блаженным. У христианских теологов под герменевтикой (экзегетикой) понималось искусство толкования Библии.
Но если в начальный период христианства основным для экзегетики было согласование Ветхого и Нового Заветов, то в дальнейшем ставится задача уяснения смысла Библии и творений отцов Церкви. Именно в этот период герменевтика впервые получает онтологический статус, который в эпоху секуляризации христианства был утерян. Задача познания не в том, чтобы открыть что-либо новое, а в том, чтобы правильно истолковать уже сказанное. Если же сказанное не поддавалось однозначной трактовке, или если же отдельные части, отдельные моменты в Библии были противоречивы, то в ход пускались различные герменевтические приемы (например, символико-аллегорический метод) . Почему можно говорить об онтологическом статусе христианской герменевтики? Герменевтика, как исследование и толкование единственной истинной реальности, замещала и науку, и философию, и т. д. Все теологические «суммы» могут быть рассмотрены как комментарии и толкования Библии. Кроме того, горизонт человеческого знания оказывался замкнутым, прирост знания был невозможен.
С секуляризацией христианства исчезает и тот онтологический статус, который приобрела герменевтика в средние века. Однако это произошло не сразу. Как отмечает М. Фуко, еще в XVI веке слово через систему различного рода подобий оказывалось тождественно вещам, было вписано как равноправный член в систему подобий мироздания. Следовательно, и герменевтика, как искусство толкования знаков, имела привилегированное положение.
Но уже в XVII веке ситуация кардинально меняется. Истинное знание может быть обретено либо в самоудостоверяющем в представлении познания, либо в удостоверяющем в познании опыте. Научное познание вытесняет герменевтику. Истолкование и познание опираются с этого времени на научный, прежде всего математический метод. Для восстановления значимости герменевтики потребуется не один век. Место герменевтики как средства отыскания и восстановления истины заняло научное познание. Герменевтика была отгесне- 340 - на в область искусства. Именно с этих позиций началось восстановление значимости данного способа постижения реальности и истины как метода интерпретации художественных, а позже - научных и юридических текстов.
Особое значение герменевтика приобрела благодаря работам Шлей- ермахера. Если в учении Канта и Гегеля можно видеть лишь своеобразную подготовительную работу, которая отделяет постижение в области искусства от других форм человеческого познания, а также формирует понятийный аппарат герменевтики, ее проблемное поле, то в работах Шлейермахера герменевтика, как постигающая деятельность человеческого духа, обретает саму себя. Методологии и Канта, и Баумгартена, и Гегеля как бы очерчивают, определяют место, которое не контролируется в полной мере ни наукой, ни философией, но также имеет своей целью своеобразное постижение сущности культуры личности, общества, государства. Дальнейший ход - попытаться не только увидеть это контролируемое научным познанием место, но и выявить, и сформулировать определенную методику поведения человеческого познания в этой сфере. Эту задачу и пытается решить герменевтика. И первый - Шлейермахер. Он изолирует проблему и процедуру понимания и вырабатывает методологию герменевтического познания. Пониманию подлежит не только дословный смысл сказанного или написанного тем или иным автором, понимание должно понять и самого создателя текста. Всякий текст, всякая речь может бьггь осмыслена и преобразована в акт понимания. Метод понимания обращается как на общее, так и на единичное: должен быть постигнут и текст, и контекст самого произведения и автора. Понимание должно преодолеть временной барьер и оказаться в позиции так называемого «первоначального читателя». При этом такая позиция оказывается отождествлением с самим автором. Таким образом, цель понимательных процедур герменевтики есть постижение, через анализ произведения, самого автора, причем цель понять автора лучше, чем он себя сам понимал.
Суммируя, можно сказать, что именно со Шлейермахера началось восстановление значимости и онтологического статуса герменевтики, ибо проблема понимания и истолкования захватывает не только само художественное произведение, но оказывается и способом постижения человека, автора и всей человеческой реальности. Здесь, однако, следует заметить, что классик феноменологической школы М. Хайдег- гер возводил истоки герменевтики в современном значении этого понятия к Р. Декарту, основоположнику методологии научного анализа, базирующейся на принципе единства и различия субъекта и объекта.
Развитие герменевтики происходило по пути «насыщения» ее проблемного поля историческим измерением. Именно историческая пре 341 емственцость образует культуру, язык, право как формы человеческого взаимодействия. Важнейшим условием исторической науки является то явление, что историю исследует тот, кто ее творит. Герменевтическая проблема понимания явлений и отношений в сфере социальной жизни требует прежде всего отделения ее от причинно-следственных связей, которые господствуют в природе и подлежат изучению естественными науками. Жизнь, которая осмысливается как фундаментальный факт истории, приобретает онтологический статус. При этом культура постигает себя и завершает себя именно в историческом постижении своих важнейших явлений: экономики и экономической культуры, жизни социума, правовой и политической культуры общества и личности. Историческое познание есть способ самопознания. Герменевтика, осмысленная как постижение историчности, оказывается основой наук о духе, ибо исторический процесс мыслится как подлежащий расшифровке текст.
Дальнейшее расширение герменевтического горизонта связано с именем М. Хайдеггера. Это происходит прежде всего благодаря особому языку в «экзистенциализме» немецкого мыслителя: «Язык не просто передает в словах и предложениях все очевидное и все спрятанное как разумеющееся, так-то и так-то, но впервые приводит в просторы разверстого - сущее как такое-то сущее... Язык впервые дает имя сущему и, благодаря такому именованию, впервые изводит сущее в слово и явление» . Язык оказывается историческим горизонтом понимания, а само понимание (герменевтика) становится свершением бытия. Особое значение приобретает и значимость художественного произведения. Именно оно дарует истину. «Искусство дает истечь истине. Будучи учреждающим охранением, искусство источает в творении истину сущего».
Подобную трактовку языку в контексте интерпретации научных смыслов Хайдеггер экстраполирует на социальную и политико-правовую проблематику, причем на весьма высоком уровне научного обобщения. Центральным пунктом у Хайдеггера, как и у других представителей классической философии, является понятие свободы.
На основе принципов герменевтики и феноменологического анализа Хайдеггер разрабатывает фундаментальное для философии права понятие свободы личности. Теоретической формой этой разработки стала полемика с основоположником классической немецкой философии И. Кантом.
Хайдеггер различает два смысла свободы в философии Канта (этому посвящена его работа 1930 г. «О сущности человеческой свободы»). Один связан с возможностью свободы, то есть с утверждением самой идеи трансцендентальной свободы. Другой - с действительностью
342 - свободы, то есть поднимает вопрос о практической свободе. По мнению Хайдеггера, наиболее значимое достижение Канта, им самим до конца неосмысленное, заключалось в том, что посредством диалектических антиномий он обосновал принципиальную неразрешимость обыденного понимания свободы. Спор о том, подчинено ли всякое действие полностью природным законам или оно совершенно свободно, Кант приписывает совершенно естественному для разума в целом заблуждению смешивать определения, относящиеся, с одной стороны, к вещам так, как они есть, а с другой - к явлениям этих вещей нам в форме знания. Различение этих двух порядков позволяет, как полагает Кант, увидеть за антиномией свободы лишь видимое противоречие (или спор разума с самим собой). Однако такое решение свидетельствует, по мысли Хайдеггера, о том, что сама трансцендентальная диалектика несет на себе отпечаток предшествующей метафизики. Для понимания свободы в этом смысле решающим является не ее актуализация (действительность поступка), а идея безусловной причинности событий. Таким образом, смысл свободы личности определяется в границах того же самого понятия причинности, которое присутствует и в естественных науках, то есть в теоретической области познания природы. Или, как говорит сам Хайдеггер: «Свобода установлена в смысле трансцендентального понятия природы». Поэтому вывод третьей антиномии - это просто теоретическая возможность единства эмпирической причинности природы и неэмпирической, интеллигибельной причинности разума.
Однако именно этот вывод указывает, как полагает Хайдеггер, на необходимость формулирования второго смысла свободы в философии Канта.
Как может быть обозначена эта действительная или практическая свобода? Хайдеггер поясняет проблематичность этого второго смысла свободы на основании апории в практической философии Канта. В своей философии права, изложенной в «Основах метафизики нравственности», Кант объясняет, что понятие свободы не может быть опытным понятием. Эту свободу нельзя «... доказать даже в нас самих и в человеческой природе как нечто действительное» . Но если действительность свободы не может быть теоретически (метафизически) доказана, то в чем тогда, вообще, может состоять смысл этой действительности? Пятью годами позже в «Критике способности суждения» Кант утверждает, что идея свободы обнаруживается среди фактов: «Это единственная из всех идей чистого разума, чей предмет есть факт...» Проблематичность действительности свободы, ее реализации, то есть самой идеи практического применения разума, как поясняет Хайдеггер, состоит не только в том, существуют ли примеры или факты сво-
343 бодных поступков.
То, что свобода, с одной стороны, это не опытное понятие, а с другой-факт, необходимо требует объяснить: «какможно и должно спрашивать о действительной свободе человека в отличие от вопроса о возможности свободы сущности мира вообще».
В «Критике чистого разума» «опыт» и «действительность» ограничиваются областью теоретического (предметного) познания (природы). Кантовское же указание в третьей «Критике» на свободу как на факт означает, что здесь он ведет речь об «опыте» и «действительности» в ином смысле. Факт свободы не приравнивается им ни к опыту предмета, ни к состояниям природных вещей. Поскольку сам Кант говорит в этом отрывке из «Критики способности суждения» о реальности свободы, которая может быть доказана «в действительных поступках, следовательно, в опыте», то очевидно, что Кант стоит перед новым понятием опыта, которое Хайдеггер терминологически осмысляет как «фактичность».
Итак, практическая свобода личности в сфере правовых отношений есть факт, и, исходя из этого, ее необходимо понимать, но не в смысле предметного опыта. Но как? Кант поясняет в «Критике способности суждения», что реальность свободы «... может быть доказана посредством практических законов чистого разума и в соответствии с ними - в действительных поступках». Свобода личности, таким образом, должна обнаруживаться как факт в практическом применении чистого разума. «Этим положением,-утверждает далее Хайдеггер, - «установлена собственная задача и, одновременно, специфическая проблематика второго пути, т. е. второго смысла свободы». Чтобы прояснить эту фактичность практической свободы, Хайдеггер опирается на утверждение Канта о том, «что моральный закон мы сознаем непосредственно (как только мы полагаем себе максимы воли)». По мнению Хайдеггера, это означает, что факт долженствования проявляется лишь в действительном (практическом) волении: «действительное воление есть себя проясняющая, долженствующая быть проясненной всегда в себе основа определения». Здесь можно было бы, конечно, возразить с точки зрения имманентного следования самой логике анализа свободы личности, что в хайдеггеровской интерпретации речь идет не о способности суждения, то есть не о применении практического закона (нравственности), но, прежде всего, о сущности самого практического разума, как источнике этого закона. Будучи отрицательно сформулирована, она состоит в том, что воля определяется посредством представления того, что не получено из опыта и не относится к нему, являясь своим собственным основанием, и в этом смысле - чистой волей. Цель этой интерпретации философии Канта не столько в определении нравственного закона, сколько в прояснении
344 фактичности чистого воления, нетождественной какому-либо внут- римировому сущему. Хайдеггер как раз и стремится показать ошибочность отождествления фактичности чистого практического разума с любым психологическим состоянием.
Х.-Г. Гадамер вслед за Хайдеггером продолжает начатую в культурологии Дильтеем линию обоснования методологии культурно-исторического познания феноменов жизни социума. Дильтеем было убедительно показано, что самоопределение гуманитарных наук идет в русле преодоления «образца естественных наук» и экспансии естественнонаучной методологии в область гуманитарного знания. Если при исследовании объекта природы человек противопоставляет себя ему, отвлекаясь от своих особенностей, что позволяет избежать субъективных искажений и достигнуть объективности знания, то при обращении к социальным феноменам человек никогда не сможет освободиться от влияния тех представлений, которые накладывает на него культура. Поэтому встает вопрос о том, в какой мере можно говорить об объективности знания в отношении ко всему комплексу гуманитарных наук, изучающих социокультурный феномен.
Напрашивается вывод, что подобная специфика предмета исследования требует принципиально иного метода исследования и иного представления об объективности и общезначимости. Поэтому Диль- тей разделил объяснение и понимание как методы, соответственно, естественнонаучного и гуманитарного знания. Продолжая эту линию, Гадамер подчеркивает, что «науки о духе сближаются с такими способами постижения, которые лежат за пределами науки: с опытом философии, с опытом искусства, с опытом самой истории. Все это такие способы постижения, в которых возвещает о себе истина, не подлежащая верификации методологическими средствами науки» .
Использование категории «понимание» применительно к исследованию в сфере социума позволяет показать, во-первых, что в этой сфере корректно говорить не только о приращении знания (как это имеет место при объяснении), а о событии для человека, исследующего нечто в сфере социокультурных феноменов, его вовлеченности в исследование, ибо это «способ познания и способ бытия одновременно», а во-вторых, что любой объект исследования в сфере социума (в отличие от природного объекта) уже является осмысленным. Универсальная осмысленность сферы социума позволяет говорить об универсальной понимаемости - «герменевтическом универсуме», по терминологии Гадамера.
Таким образом, для Гадамера философия и герменевтика оказываются по своей сути глубоко связаны друг с другом. Іадамер опирается на весь тот опыт, который накопило герменевтическое направ 345 ление в исследовании специфики гуманитарного познания, но особенно на разработки «фундаментальной онтологии» Хайдеггера открывающие возможность перевода герменевтики в онтологический пласт, возможность осмысления деятельно-участного познания.
Сущностной характеристикой любого объекта изучения в сфере культуры является его уникальность и нетипичность, здесь существует совершенно иное отношение отдельного явления культуры к целому культуры, чем в механическом отношении целого и частей. В исследовании этого феномена для Гадамера представляется наиболее показательным «опыт искусства», в котором, как в призме, проявляются черты опыта общения с культурой и ее различными феноменами. Гадамер связывает с искусством универсальный аспект герменевтики. В произведении искусства, как указывал еще Дильтей, опредмечивается и выражается дух эпохи, сущность данной культуры как замкнутого образования. В этом смысле деятельность юриста, готовящего правовой текст, имеем ряд общих моментов с деятельностью писателя, стилиста. Позволим себе чуть более подробно остановиться на этом вопросе.
Опыт искусства противопоставляется Гадамером «эстетическому сознанию» как ограниченному и столь же подверженному традициям «методологического сознания». «... Культурная форма эстетического сознания точно так же блекла в наших глазах, - пишет Гадамер, - как культурная форма исторического сознания, мыслившего «мировоззрениями». Напротив, все высказанное как искусством, так и великими философами заявляло о своих правах на истину, и это требование своих прав, пусть хаотичное, нельзя было отвергнуть - никакой «историей проблем» нельзя было нейтрализовать его, нельзя было заставить его склониться перед законами методичной научности» . Опыт искусства шире и глубже того, что можно сказать о нем, он прорывается из историчности и ситуационности его создания к вечности, неся в себе элементы подлинной жизни социума. Рассмотрев значение герменевтики в сфере искусства, Гадамер перешел к вопросу о ее роли в науке.
Важной проблемой для классической герменевтики, определившей становление самой герменевтики как науки, являлась проблем адекватности интерпретации иной культуры - иноземной или древней (античной), входящей в качестве элемента в современную культуру (скажем, роль римского права в правовой культуре XIX века). Основным условием подобной адекватности виделся отказ от исторической позиции исследователя. Гадамер, развивая мысль Хайдеггера о принципиальной и непреодолимой историчности человека, развенчивает иллюзии подобного «исторического объективизма». «Подобное требование, -пишет он,-это скорее предпосылка историзма, утверждающая, что мы должны погрузиться в дух изучаемой эпохи, должны мыслить
346 - ее понятиями и представлениями, а вовсе не своими собственными, чтобы таким образом добиться исторической объективности».
Позиция полного абстрагирования от исторических и культурных условий развития социокультурных феноменов, в которых существует исследователь, невозможна и не нужна: нельзя понять то, к чему не имеешь отношения. «В действительности же речь идет о том, чтобы познать отстояние во времени как позитивную и продуктивную возможность понимания. Это вовсе не зияющая бездна, но непрерывность обычаев и традиции, в свете которых является нам всякое предание. Не будет преувеличением говорить здесь о подлинной продуктивности свершения». Таким образом, для Гадамера важно подчеркнуть, что традиция не противостоит исследованию, как некий набор сведений или фактов, она требует деятельного участия. Поэтому Гадамер говорит о «действенно-историческом сознании». Кроме того, он утверждает, что «в сфере наук о духе невозможно говорить о равном себе объекте исследования в том смысле, в каком мы с полным правом говорим о нем применительно к наукам о природе... Относительно наук о духе скорее следует сказать, что исследовательский интерес, обращаясь к преданию, каждый раз совершенно особым образом мотивирован здесь современностью и ее интересом».
Основанием для возможности понимания является, по Іадамеру, «общность дела» - согласие по поводу того, о чем говорит предание, документ эпохи, к примеру, текст закона. Но поскольку Гадамер отдает себе отчет, что нельзя говорить о сохранении «живой традиции», связывающей нас, например, с античной культурой, что «связь с этим делом не может быть тем самоочевидным и несомненным единством, которое имеет место в случае непрерывно длящейся традиции», то требуется иная предпосылка, обеспечивающая это единство. Такой предпосылкой Гадамер считает язык. Язык Гадамер, вслед за Хайдеггером, определяет как универсальную среду, в которой существует и человек, и его культура, в которой осуществляется историческое предание. Универсальность языка предопределяет универсальность понимания феноменов культуры, если культура будет представлена как текст.
Язык у Гадамера, как и у Хайдеггера, есть та среда, то пространство, где осуществляется собеседование, истолкование, диалог. Текст именно потому поддается истолкованию, интерпретации и пониманию, что «язык - это универсальная среда, в которой осуществляется само понимание. Способом этого осуществления является истолкование». Эта универсальность языка отражает изначальную его причастность к природе смысла. Язык, кроме того, не представляет собой некое изначальное и неприкосновенное целое, которое не способно измениться. Язык насыщен переживаниями и духовным опытом предшествующих поко- 1 347 лений. В языке становится видимой та действительность, которая возвышается над сознанием индивидуальностей. Сам по себе языковой опыт культуры, по словам Гадамера, абсолютен, он возвышается над нашим конкретным существованием и охватывает любые отношения любые социальные взаимосвязи. Языковой опыт предшествует всему тому, что мы познаем и высказываем: «Основополагающая связь между языком и миром не означает поэтому, что мир становится предметом языка. Скорее то, что является предметом познания и высказывания, всегда уже окружено мировым горизонтом языка».
Несмотря на то, что язык как универсальная среда обладает универсальностью, а следовательно, подчиняющим индивидуальное характером, все же процесс понимания у Гадамера сохраняет определенную свободу личности. Взаимоналожение горизонтов понимания, которое осуществляется в процессе герменевтического прочтения текста (скажем, текста закона), осмысливается им как незамкнутое событие, как продолжающийся и никогда не могущий быть завершенным диалог. Таким образом, у Іадамера герменевтика имеет определенный методологический статус, который позволяет ей выступать своего рода методологией познания. Она есть не только понимание и интерпретация того или иного текстового материала, но есть познание и самопознание личности и общества. Герменевтикой «контролируется» тот массив знания (гуманитарные науки и искусство), который не может быть постигнут и осмыслен исходя из точных наук. И эта область человеческого познания обеспечивается своей совершенно своеобразной методологией. Герменевтика есть познание и самопознание человека, его места в мироздании, его истории, его культуры, она касается наиболее значимых для человека областей его существования. С этой точки зрения, герменевтика позволяет учитывать тот иррациональный момент, который всегда имеет место в общественных отношениях и который должны по-своему отражать гуманитарные науки, включая и науку о праве и государстве.
ГЕРМЕНЕВТИКА — 1. Искусство, теория, традиция и способы толкования текстов многозначных или не поддающихся уточнению. 2. Искусство понимания, толкования, интерпретации иносказаний, многозначных символов и пр.
ГЕРМЕНЕВТИКА ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ — одно из психоаналитически ориентированных течений современной философии — определенная совокупность модифицированных идей З. Фрейда и философской герменевтики. Создатель течения — немецкий исследователь Альфред Лоренцер, который стремился развить герменевтические функции психоанализа. По его мнению, формирование символов происходит не в бессознательном, а в сознании. При этом следует четко различать символы, соотносящиеся с сознательными представлениями, и стереотипы, соотносящиеся с бессознательными представлениями. В герменевтике психоаналитической также исследуются проблемы лингвистической коммуникации и процессы социализации, в коих, как предполагается, формируется символика.
(Головин С.Ю. Словарь практического психолога - Минск, 1998 г.)
ГЕРМЕНЕВТИКА (от греч. hermeneutike - истолковательное искусство; по имени бога Гермеса, выполнявшего, согласно древнегреч. мифологии, роль вестника и толкователя посланий богов людям) - (первоначально) учение об истолковании текстов, преимущественно древних (в первую очередь библейских), понимание смысла которых затруднено вследствие недостаточной сохранности источников и дополняющих их сведений. Понимание достигалось последовательным вскрытием всех сопровождающих текст аспектов (от изучения языка и вскрытия намеков до анализа исторического контекста и психологических особенностей личности автора). Формально Г. можно рассматривать по аналогии с известной в математике идеологией решения «обратных задач» (таких, напр., как восстановление изображений по зашумленным измерениям). Особенностью герменевтической процедуры является итерационный подход, при котором анализ каждой из частей текста производится в соответствии и с учетом особенностей, обнаруженных на предыдущих этапах.
Г. широко применяется в гуманитарных исследованиях для решения разных задач: восстанавливается мысль автора, реконструируется событие, описанное автором, и смысл проблемы, поставленной им, и т. д. Эта проблематика интенсивно исследовалась в философии с середины XIX в. (Ф. Шлейермахер, Г . Г . Шпет , Х.-Г. Гадамер). Если традиционная (филологическая) Г. прежде всего была «искусством понимания», ориентированным на интерпретацию текстов, то Шлейермахер поставил общий вопрос о принципиальных условиях возможности понимания. Для Гадамера Г. уже имеет дело с общей проблемой универсальности понимания и интерпретации. Основной вопрос философской Г., по Гадамеру, состоит в том, что понимание есть «род круга» - повторяющаяся структура, где всякая новая интерпретация ссылается на предпонимания (определяющаяся традицией предпосылка понимания) и возвращается к ним. В такой интерпретации понимание является открытым эволюционным процессом, в котором любой потенциальный интерпретирующий и любое потенциальное интерпретируемое м. б. включены в общую традицию понимания. Т. о., вопросы типологии предпонимания (в статистической интерпретации обратных задач речь шла бы о способах задания априорной вероятности) приобретают особо важную роль. В . Дильтей выделяет 3 основных типа предпонимания (фиксируемых в культурных установках): натурализм (ориентированный на когнитивный поиск максимально объективных законов), идеализм свободы (ориентированный на максимальное волевое раскрытие приоритета субъективной свободы интерпретации личности) и пантеизм (ориентация на гармонию личности и мира). В дискуссии с Ж. Деррида о сравнении Г. и деконструкции Гадамер выходит на проблематику границы герменевтических процедур (фактически ограничивая их самостоятельными корпусами текстов, наличием традиции и возможностью и ценностью герменевтического диалога). В этом проявляется одно из важнейших положений самого Гадамера, рассматривающего вслед за М. Хайдеггером трактовку феномена понимания не как инструментально-логического акта, а как способа человеческого бытия. (Б. Н. Еникеев.)
(Зинченко В.П., Мещеряков Б.Г. Большой психологический словарь - 3-е изд., 2002 г.)
