Срок полураспада. Расследование

Спецкор “МК” встретилась с теми, кого назначили стрелочниками за самую страшную техногенную аварию ХХ века

Масатаки Шимидзу и Виктор Брюханов. У этих имен длинный радиоактивный след. Один — президент компании-оператора аварийной АЭС “Фукусима-1”, другой — бывший директор Чернобыльской атомной электростанции. Национальная ядерная катастрофа и личная трагедия в их жизни случились с разницей в 25 лет. После того как Шимидзу не появлялся на публике в течение несколько недель, поползли слухи о его самоубийстве. Многие уже “похоронили” и Брюханова. После двух инсультов Виктор Петрович живет затворником в отдаленном микрорайоне на окраине Киева. В 1986 году депутат, лауреат и орденоносец был объявлен преступником, получил 10 лет лагерей. Вину за взорвавшийся реактор, гибель 30 человек, причиненный ущерб в два миллиарда рублей переложили исключительно на оперативный персонал и руководство станции. Через что пришлось пройти бывшему директору ЧАЭС Виктору Брюханову и пятерым его подчиненным — в материале специального корреспондента “МК”.

Бывший директор ЧАЭС Виктор Брюханов.

“Жизнь дала трещину — еду на Троещину” — так говорят киевляне об отдаленном жилом массиве на левом берегу Днепра. В этот спальный микрорайон Киева, а также в Харьковский массив и на улицу Правды заселили после аварии работников Чернобыльской атомной электростанции.

— Киевляне смотрели на нас косо: мы отобрали у них 3,5 тысячи квартир, — говорит бывший замдиректора ЧАЭС по кадрам Иван Царенко. — Идея назвать улицу Припятской поддержки у местных не нашла…

Родители запрещали детям сидеть за одной партой с “чернобыльскими” ребятишками. И из припятских школьников сформировали отдельные классы. В ходу был анекдот: “Колобок, Колобок, я тебя съем!” — “Не ешь меня, Волк, потому что я не Колобок, а ежик из Чернобыля”. Не смеялись только жители города энергетиков.

— Мы эвакуировались с документами из горкома последними. Конечно, успели нахвататься черт знает чего... Когда вечером перед отъездом я помыла голову — вся ванна была усеяна волосами, — говорит жена Ивана Царенко Валентина.

В поликлиниках медицинские карточки “чернобыльцев” стояли на отдельных полках. От приезжих шарахались как от прокаженных. Они сбились в диаспору, образовав отдельную припятскую нацию. И правда о катастрофе у них была своя. В отличие от той, что представил общественности в 1987 году Верховный суд СССР.

Рабочие будни электростанции.

“Это судьба нас догнала”

— 25 лет прошло, а ночь на 26 апреля до сих пор стоит перед глазами, — говорит Иван Царенко. — ЧАЭС за отчетный год была признана лучшей в системе Минэнерго СССР. Был уже подписан указ о награждении станции, орден Ленина должны были вручить к первомайскому празднику. Для передачи опыта к нам приехали заместители директоров всех ведущих атомных электростанций страны. Вот ведь судьба собрала… А во втором часу ночи рвануло.

Директор Чернобыльской атомной электростанции Виктор Брюханов этот страшный апрельский день спокойно вспоминать не может. Сразу зашкаливает давление. После двух перенесенных инсультов он практически ничего не видит, слова даются ему с трудом. Его глазами и устами стала жена — Валентина Михайловна. О недавнем обследовании мужа она так и говорит: “Нам поставили десять уколов. Мы прошли курс иглоукалывания”. С Виктором Петровичем они одно целое, вместе уже более полувека.

— 26 апреля 1986 года Виктору позвонил ночью начальник химического цеха: на станции что-то случилось, — говорит медленно, с расстановкой Валентина Брюханова. — Муж пытался связаться с начальником смены, но на четвертом блоке никто не брал трубку. Распорядился всем должностным лицам собраться в бункере, в штабе гражданской обороны. Заскочил в дежурный автобус. От города Припять до станции — два километра. Потом мне признался: “Увидел срезанную взрывом верхнюю часть четвертого блока и сказал вслух: “Это моя тюрьма”.

Знаете, это ведь судьба нас догнала. В 1966 году мы оказались в эпицентре разрушительного землетрясения в Ташкенте. Чудом спаслись. Весь город и окрестности лежали в руинах. Тогда решили: надо уезжать из Узбекистана. И ровно 20 лет спустя после ташкентского землетрясения — день в день, 26 апреля, случилась авария на ЧАЭС. Беда пришла так же, ночью.

“Была б моя власть, я бы тебя расстрелял”

Четвертый энергоблок предполагалось заглушить 24 апреля. При остановке реактора был запланирован эксперимент. Следовало выяснить, хватит ли механической энергии генератора до момента, когда запасной, резервный дизель-генератор выйдет на нужный режим.

— Это были обычные регламентные работы, предусмотренные проектом реактора, — говорит Иван Царенко. — За год до этого подобные испытания уже проводились на третьем блоке — перед тем как его выводить в плановый ремонт.

Заказчик эксперимента — “Донтехэнерго”. Ее представитель Геннадий Метлемко заблаговременно прибыл на станцию. Все документы были подписаны и согласованы.

25 апреля в час ночи персонал приступил к снижению мощности реактора. В 14.00, согласно утвержденной программе, была отключена система аварийного охлаждения реактора. И в этот момент диспетчер “Киевэнерго” потребовал задержать отключение четвертого блока. 12 часов реактор работал с отключенной системой аварийного охлаждения. В 23.10 было продолжено снижение мощности. В 1.23 начался эксперимент — оператор нажал кнопку аварийной защиты. Это было предусмотрено ранее на инструктаже и сделано для глушения реактора вместе с началом испытаний по выбегу турбины в штатном, а не аварийном режиме. Но тепловая мощность реактора вдруг скачком начала расти. С интервалом в несколько секунд раздались два взрыва.

Много раз потом работники станции спрашивали ученых: “Как может аварийная защита не глушить, а взрывать реактор?” Ответ мог быть только один: так реактор был сконструирован.

— Брюханова обвиняли в том, что в первый день он передал в Киев справку о заниженном уровне радиации…

— Надо было найти крайнего, вот его и нашли, — говорит Иван Царенко. — Первые замеры делали работники станции, но все приборы вышли из строя из-за больших доз радиации. У нас был отдел внешней дозиметрии, который возглавлял Корабельников. Он докладывал Брюханову, какая обстановка в Припяти. На основании предоставленных им данных Виктор Петрович и составлял отчеты. Их подписывал инженер по физике, а рядом всегда сидели секретарь парткома станции и заведующий отделом Киевского обкома КПСС.

Брюханов первым заговорил о необходимости эвакуировать население. Председатель Припятского горисполкома и секретарь горкома партии возразили: “Приезжает правительственная комиссия, пусть она и принимает решение”.

— Первое, что председатель правительственной комиссии Борис Щербина бросил в лицо Виктору, было: “Была б моя власть, я бы тебя расстрелял”, — вспоминает Валентина Брюханова.

Виктор Брюханов с женой (слева) и внучкой.

“Вы арестованы. Так будет лучше для вас”

Только годы спустя рассекретили протокол заседания Политбюро ЦК КПСС от 3 июля 1986 года с пометкой: “Сов. секретно. Экз. единственный. (Рабочая запись)”. Разговор был откровенный. Выяснилось, что реактор РБМК-1000 обладал рядом конструктивных недостатков. Зам. министра энергетики Шашарин отметил, что “люди не знали, что реактор может разогнаться в такой ситуации. Можно набрать десяток ситуаций, при которых произойдет то же самое, что и в Чернобыле. Особенно это касается первых блоков Ленинградской, Курской и Чернобыльской АЭС”. Академик Александров признался, что “свойство разгона реактора — это ошибка научного руководителя и главного конструктора РБМК”, и попросил освободить его от обязанностей президента Академии наук и дать возможность доработать реактор. Прозвучало, что в 11-й пятилетке на станциях допущены 1042 аварийные остановки энергоблоков, в том числе 381 — на АЭС с реакторами РБМК. Эта информация предназначалась для высшего руководства страны, для внутреннего пользования. Народу через газету “Правда” объявили: “Авария произошла из-за ряда допущенных работниками электростанции грубых нарушений правил эксплуатации реакторных установок”. Советская техника должна была оставаться самой надежной в мире. “Стрелочники-вредители” были найдены. Закрутилась судебная машина. Брюханова вызвали в Москву, на расширенном заседании Политбюро ЦК КПСС исключили из партии. Когда его старая мать в Ташкенте узнала, что старшего сына сняли с должности, у нее остановилось сердце. А 13 августа Виктора Петровича взяли под стражу. Сначала вызвали в Генеральную прокуратуру. После беседы следователь объявил: “Вы арестованы. Так будет лучше для вас”.

— Арестовали и мужа, и счет на сберкнижке, куда он положил свои отпускные деньги. А эвакуировали нас в одних платьях, — говорит Валентина Брюханова. — Только в конце августа попала в свою квартиру в Припяти. Первым в дверь вошел дозиметрист. Разрешил взять кое-что из вещей и книги. Каждый том мы протирали тряпкой, смоченной слабым раствором уксусной кислоты. Верили, это может спасти от радиации.

— Год, пока длилось следствие, Виктор сидел в следственном изоляторе КГБ один, — говорит Иван Царенко. — В одиночку обычно сажали перед расстрелом. При заключении под стражу выяснилось, что он получил 250 рентген, при санитарной норме для работника станции 5 рентген в год. В первые дни после аварии он сутками не уходил с ЧАЭС, работал в подвале и наверху. Несколько раз поднимался на вертолете с членами правительственной комиссией над взорванным ректоромю Где стоял столб свечения, было более 3,5 тысячи рентген.

Заместитель главного инженера станции по эксплуатации Дятлов, который находился в момент аварии в помещении пульта управления 4-м энергоблоком, с открытыми незаживающими ранами полгода пролежал в 6-й московской больнице. После выписки в санаторном лечении ему отказали. Следствие требовало его ареста. А он за время болезни потерял 15 килограммов, заново учился ходить. Но 4 декабря его переселили в каземат. Не сделали скидку на здоровье и 50-летнему главному инженеру станции Николаю Фомину. В конце 1985 года он врезался в сосну на своем “жигуленке”, сломал позвоночник. После длительного паралича с подорванной психикой вышел на работу, за месяц до чернобыльского взрыва. В камере СИЗО он разбил очки и стеклами пытался вскрыть себе вены.

“Открытый” суд в закрытой зоне

Суд проходил в Доме культуры в Чернобыле. Здание спешно отремонтировали, на окна повесили решетки.

— “Открытый суд в закрытой зоне” — так было сказано в прессе, — вспоминает президент Союза “Чернобыль Украины” Юрий Андреев. — Попасть внутрь можно было только по спецпропускам. Журналисты были допущены дважды: чтобы услышать в первый день обвинительное заключение и в последний — приговор. За 18 дней выступило 40 свидетелей, 9 потерпевших и 2 пострадавших. Подробности и обстоятельства аварии обсуждались на рабочих заседаниях. На скамейке подсудимых находились: директор станции Брюханов, главный инженер Фомин, его заместитель Дятлов, начальник реакторного цеха Коваленко, начальник смены станции Рогожкин и инспектор Госатомэнергонадзора Лаушкин.

— Их судили по статье 220 УК УССР — за неправильную эксплуатацию взрывоопасных предприятий. Но атомные электростанции ни по одной инструкции не относились к взрывоопасным объектам, — говорит Иван Царенко. — Это сделала судебно-техническая экспертная комиссия задним числом.

Было ясно: суд решит так, как уже решили наверху. Брюханова, Фомина и Дятлова приговорили к 10 годам лишения свободы. Рогожкину дали 5 лет лагерей, Коваленко — 3, Лаушкину — 2. Приговор обжалованию не подлежал. Материалы дела и сведения об аварии засекретили.

— Начальника смены блока Сашу Акимова, оператора реактора Леню Топтунова и начальника смены реакторного цеха Валеру Перевозченко тоже бы посадили. Но они умерли, — говорит Юрий Андреев. — Их женам и детям не преминули напомнить: ваши мужья и отцы — преступники. Каждому пришла по почте бумага из прокуратуры: “Уголовное преследование прекращено на основании статьи 6 п. 8 Уголовно-процессуального кодекса УССР 28 ноября 1986 г.”. Смерть спасла ребят от позора.

— Для Брюханова приговор в 10 лет стал шоком, — говорит Иван Царенко. — Он по натуре очень сдержанный. Все переживал в себе.

Позже признавался родным: “Если бы для меня нашли расстрельную статью — расстреляли бы не задумываясь”. В ночь после приговора бывшего директора ЧАЭС ни на минуту не оставляли одного. Около узкой шконки охранник поставил стул и не спускал глаз с арестанта. Даже в туалет он ходил под наблюдением. В изоляторе опасались, что Брюханов наложит на себя руки.

— Старшая наша дочь, Лиля, была кормящей матерью. Четыре месяца спустя после катастрофы она родила Катю. Год, что шло следствие, мы Лилю оберегали, не говорили, что папа в следственном изоляторе. Она только знала, что ему нельзя звонить, — делится с нами Валентина Брюханова. — А тут наконец 31 июля, в виде исключения, нам дали свидание с Виктором.

Можно было присутствовать только двум взрослым и одному несовершеннолетнему. Лиля, приехавшая из Херсона, сказала: “Я обязательно пойду”. И сын, и я тоже очень хотели увидеть Виктора. И тут вдруг наш младший, Олег, закричал: “Мне только 2 августа исполнится 18, я еще ребенок”. Как мы прыгали от радости, что он тоже пойдет! Пришли, сели к стеклу — перегородке. Витя год не видел детей и все просил: “Олег, встань!” А сын вымахал в десятом, выпускном классе, изменился сильно. Потом говорил: “Лиля, встань, Валя, встань…” Смотрел на нас во все глаза и смахивал слезы с лица. Я вообще не могла вымолвить ни слова, боялась разрыдаться. На следующий день, 1 августа, сын пошел сдавать экзамен по математике в институте — и, конечно, ничего не написал. Было очень тяжело. Спасибо главному инженеру Николаю Штейнбергу, который помог вернуться работать на ЧАЭС. Смена после аварии работала 15 дней, затем 15 дней отдыхала. Я попросила разрешить мне работать без выходных. Начало скакать давление, плохо было и физически, и морально. Помню, пришла к врачам, они тогда на теплоходах базировались. И вот одна, доктор Гурник, встряхнула меня за плечо: “А ну-ка, возьми себя в руки! У тебя семья”.

К нам ведь относились по-разному. Были те, кто неприязненно шипел вслед, но многие сочувствовали. Я очень благодарна одной простой женщине из Припяти. Однажды, когда я шла с остановки автобуса и ревела, она подошла ко мне, обняла и сказала: “Валюша, что ж ты плачешь? Виктор ведь живой, а это главное! Посмотри, сколько могил осталось после Чернобыля”.

9 октября мы получили квартиру на Троещине. Киевляне считали этот район выселками, а мне он понравился, я большой город не очень люблю. Вставала с зарей, с ранней весны до осени ходила на реку, вода мне силы давала.

Замер радиации в чернобыльской зоне.

Каждому свой срок велик

А Виктор Брюханов и еще пятеро работников ЧАЭС пошли по пересылкам. Были камеры на 30 мест, куда пихали по 70 человек. Лукьяновская, Харьковская, Луганская тюрьмы… Рубашка с биркой, головной убор с “романтическим” названием “пидерка”. И до твоих бед никому нет дела — каждому свой срок велик. Но даже за решеткой были свои радости. Впервые за год они увидели зеленые деревья, воробьев.

Информация об этапировании бывшего директора Чернобыльской АЭС долетала вперед Брюханова. Поглазеть на “главного виновника катастрофы” на плац вываливала вся зона.

— Приспособился жить и на зоне, — говорит Валентина Михайловна. — Виктор был человеком неприхотливым. Он вырос в многодетной семье. Учась в институте, по 18 часов мог стоять у чертежной доски. Когда кто-то “горел” , бежал к Виктору. Он многим делал и дипломы, и курсовые. Ему и в голову не могло прийти просить за это деньги. Вот и в колонии многим помогал.

Чтобы не свихнуться, Виктор Петрович начал за решеткой изучать английский язык. Вскоре читал классиков в подлиннике. От “блатной” и опасной должности главного диспетчера, что распределял зэков по работам, отказался. Работал в котельной слесарем, занимался разработкой документации по реконструкции котельной.

— Жили тем, что в письмах вспоминали самые счастливые годы жизни. Мы ведь познакомились с Виктором в Ангрене, где оба работали на ГРЭС. Помню, в журнале увидела фамилию Брюханов — еще подумала, какая дурацкая фамилия. Не дай бог… И сама вскоре стала Брюхановой.Машины, которые шли с гор, привозили охапки диких тюльпанов. Виктор заставлял цветами все подоконники.Слушали соловьев в орешниках. Потом, уже в Припяти, как-то купались 9 апреля и вдруг видим: из воды выплывают два лося, идут по песку, отряхиваются.

Тюрьма не смогла перечеркнуть прошлого. Следователь еще после суда обмолвился: “Вы теперь в любой момент можете расторгнуть брак”. Валентина Михайловна тогда едва сдержалась, чтобы не нагрубить в ответ. Ей было 48 лет, Виктору — 52. Когда сын Олег женился, Брюханова отпустили на месяц домой. К тому времени он уже отбывал наказание не на общей зоне, а в колонии-поселении в Умани.

— Виктор ходил молча по киевской квартире, кругом все было для него новое. Вечером нагрянули друзья и коллеги. Откуда только не приехали. Глядя на исхудавшего Витю, заходили на кухню, где мы с дочкой резали салаты, начинали плакать. Я шипела: “Ну-ка, уберите все слезы, чтобы он не видел. Ему нужна поддержка, а не жалость”.

— Сыграли свадьбу. Наша дочь вышла замуж за сына Брюханова, — говорит Иван Царенко. — Мы стали сватами. Потом я Виктора Петровича на своей машине уже каждые выходные привозил домой. Мы заезжали в отделение милиции, ставили отметку: прибыл, потом — выбыл. Все это было очень неприятно. Но везде к Брюханову относились с уважением. Он “на химии” работал диспетчером на строительстве, ценился как знающий инженер. Никто не считал его преступником.

“С вещами на выход!”

Окончательное: “С вещами на выход!” — прозвучало для Виктора Брюханова в сентябре 91-го. Освободился досрочно. Так же отбыли половину срока и остальные пять обвиняемых по “чернобыльскому делу”. Борис Рогожкин уехал в Нижний Новгород. У Николая Фомина в 1988 году, после двух лет содержания под стражей, развился реактивный психоз. Его отправили в Рыбинскую психоневрологическую лечебницу для заключенных ЮН 83/14. Потом, по настоянию родственников, перевели из тюремной больницы в гражданскую психиатрическую клинику в Тверскую область. Одно время он работал на Калининской АЭС. Врачи лишь на время облегчают ему страдания.

Брюханов после освобождения сразу поехал в Чернобыль. Встретили на станции его очень тепло, назначили начальником техотдела.

А когда Виктору Петровичу стукнуло 60 лет, министр энергетики Украины Макухин пригласил его на должность заместителя начальника объединения “Интерэнерго”. Брюханов занимался договорами на поставку электроэнергии за границу, побывал в командировках в Венгрии, Японии, Германии. Работал до 72 лет, и только когда зрение упало, вышел на пенсию.

— 27 октября 1997 года в Славутиче отмечали 20 лет со дня пуска ЧАЭС. Нас тоже пригласили, — рассказывает Валентина Михайловна. — Когда Виктора вызвали на трибуну, зал весь поднялся, хлопали так, что у меня заложило уши.

— А что мы с Брюхановым сейчас имеем? — вопрошает Иван Царенко. — Удостоверение ликвидаторов первой категории, инвалидность. Дают 332 гривны на усиленное питание. По закону нам должны платить восемь минимальных пенсий. Но закон не работает. Должны давать бесплатные лекарства. Но не дают. Обиды у Виктора Петровича не осталось, он говорит: “Чернобыль — это мой крест на всю жизнь”.

Троих из бывших сидельцев уже нет в живых. Дятлов ушел из жизни в 64 года от сердечной недостаточности. Коваленко умер от рака. Та же неизлечимая болезнь подкосила и Лаушкина. На свободе он не прожил и года. “Юра не успел получить прописку в Киеве — его не хотели хоронить на местном кладбище, — рассказывает Юрий Андреев. — Пока не вмешалась организация ветеранов Чернобыльской атомной станции, его тело больше недели лежало в квартире”.

В 1991 году вновь собравшаяся комиссия Госатомнадзора СССР пришла к заключению, что Чернобыльская авария приобрела катастрофические масштабы вследствие неудовлетворительной конструкции реактора. Не нашли подтверждения и многие из обвинений, которые были ранее выдвинуты в адрес персонала станции.

— Вы верите, что Виктора Брюханова и пятерых работников станции реабилитируют?

— Суд-то был союзный. Кто этим будет сейчас заниматься? — говорит Валентина Михайловна. — Сил уже нет, жизнь прожита. У Виктора два инсульта было, левая сторона отказывает. Мы осенью проходили лечение. Мужу уколы делали вокруг глаз, 10 ампул — 1000 гривен. Он очень страдает, что не может читать и разгадывать любимые кроссворды. Телевизор только слушает, а видит одни контуры. Нужна операция по восстановлению сетчатки. Но ее делают только в четырех странах мира. Кому мы сейчас нужны?..

Киев—Москва

Многострадальная ЧАЭС: 34 года работы и 10 директоров
Дата: 23/09/2011
Тема: Время и судьбы

Александр Купный, участник ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, журналист, фотограф

Чернобыльская АЭС на сентябрь 2011 года это: 34 года со дня пуска, 25 лет со дня катастрофы. 11 лет со дня останова… и 10 директоров («руководящий аспект и человеческий фактор» истории атомной станции, печально известной всему миру). В январе 2007 года я уже писал плеяде руководителей : чем они запомнились персоналу, чем отличились на занимаемой должности. Прошло время, и появились поводы взглянуть на их деятельность по-новому, особенно - на нынешнего директора.

Итак, начнем.

1. Брюханов Виктор Петрович. Директор ЧАЭС в период с 1970 по 1986. Дольше всех занимал эту должность с 1970 до трагического дня в истории ЧАЭС - 26 апреля 1986 года. Был осужден, как главный виновник катастрофы, потом досрочно освобожден по состоянию здоровья. Настолько ли он был виновен в произошедшей аварии, насколько это решил советский суд? Не берусь судить, скажу лишь одно: если б Брюханов 25 апреля отказался выполнять указание диспетчера энергосистемы Украины о работе 4 блока в вечерний максимум и операторы продолжили, уже начавшееся снижение мощности реактора, то катастрофы бы не было. Он представлял собой человека той, больше политической, чем административно-технической системы управления в атомной энергетике. Не способный на самостоятельные, вопреки «указке сверху», решения. Увы, таких в СССР было большинство. Ныне это глубоко больной человек. И, как знать, какая боль для него тяжелее - физическая или душевная?

2. Поздышев Эрик Николаевич. Пробыл директором меньше года: с мая 1986 по февраль 1987 года. Но именно его подпись стоит под Актом приемки в эксплуатацию комплекса сооружений над разрушенным 4-м энергоблоком - объект «Укрытие». Ему предлагали остаться директором ЧАЭС, но он отказался и вернулся в Москву.

В 2010 году я договорился с ним о встрече, хотел включить его воспоминания в вышедшую позже мою книгу «Живы, пока нас помнят». Он согласился, но потом, когда я приехал, неожиданно отказался, без объяснения причин. Может, передумал ворошить старое? Сейчас он является советником генерального директора ОАО «Концерн Росэнергоатом».

3. Уманец Михаил Пантелеевич. Пять непростых лет у руля ЧАЭС: 1987-1992. Им было принято немало революционных, не простых решений. Отмена вахтового способа работы и переход на пятидневную рабочую неделю. Однако на другой революционный шаг он так и не решился: перевести оперативный персонал с крайне иррационального и изматывающего людей графика 8-ми часовых смен на 12-ти часовую смену (за него этот сделал другой директор).

При нем пускались после аварии все три блока, и при нем же пошли первые разговоры о поэтапном останове ЧАЭС к 2000 году, особенно после пожара 11 октября 1991 года в машзале и обрушении кровли на втором блоке. В результате второй блок был остановлен, и как показало время - уже навсегда.

Жестким способом заселял новый город Славутич. Тем, кто после аварии получил квартиры в Киеве и продолжал работать на ЧАЭС, было поставлено условие: или работа и квартира в Славутиче, или квартира в Киеве и увольнение. Делалось это в сжатые сроки, людей «ломали через колено».

Жители Славутича не забудут ему фразы в интервью газете «2000» от 21 апреля 2006 года: «Давайте говорить честно, не приукрашивая и не усугубляя, что мы в результате этого (закрытия ЧАЭС) получили? Вместо интеллектуального Славутича — полу интеллектуальный, полу пьяный город без будущего».

Пишет стихи и издает их маленькими книжками. На пенсии и, говорят, серьезно болен.

4. Сорокин Николай Михайлович. Два тихих, спокойных года с 1992 по 1994. Никаких потрясений на станции не было. Коллектив работал спокойно и слажено. Был противником закрытия ЧАЭС. Сейчас работает заместителя генерального директора - генерального инспектора ОАО «Концерн Росэнергоатом». До этого был директором Курской АЭС.

5. Парашин Сергей Константинович. Ярких четыре года с 1994 по 1998. Революционные решения по переводу оперативного персонала на 12-ти часовые смены и повышению комфорта труда всего персонала:

Сделан капитальный ремонт столовой на АБК-1. Куда ходил регулярно обедать, стоял в очереди вместе со всеми. Последующие директора редко появлялись в столовой, кушали отдельно.

Поменял персоналу спецодежду. Наконец-то сняли телогрейки и ватники, и одели в специально сшитые костюмы с эмблемой станции. Разные по фасону и цвету в зависимости от занимаемой должности.

Эпоха взаимозачетов и грандиозных праздников в Славутиче. Станция оплачивала приезд в город знаменитостей разного калибра: Патрисия Каас, ЛаТойя Джексон, Валерий Леонтьев, «Любэ», «На-на», Ян Арлазоров, Алёна Апина. Выступали они на площади для народа. Станция же финансировала проведение первого и единственного кинофестиваля «Белый ангел Славутича» и легендарной ЗОСи (регулярного детского фестиваля «Золотая осень Славутича»).

В период нехватки наличных средств ЧАЭС выпустило свои суррогатные деньги, которые тут же окрестили «парашками». Говорят, был противником вхождения ЧАЭС во вновь образуемую структуру, объединяющую все АЭС Украины - НАЭК.

При нем набрало обороты обособленное подразделение «Объект «Укрытие», появился «План преобразования объекта «Укрытие» в экологически безопасное состояние». Осенью 1997 года подписано «Рамочное соглашение между Украиной и Европейским банком реконструкции и развития относительно деятельности Чернобыльского Фонда «Укрытия» в Украине».

В ноябре 1996 года был остановлен первый блок и через несколько месяцев принято решение о выведении его из эксплуатации.

Уволен за превышение служебных полномочий. Надолго пропал из поля зрения, потом появился в Совет национальной безопасности Украины в должности заместителя секретаря СНБУ по Чернобыльским вопросам. Сейчас помощник министра МЧС по координации действий зоны отчуждения, международных проектов и снятия с эксплуатации Чернобыльской АЭС. Почти каждый вторник приезжает на ЧАЭС для встреч с нынешним директором, видимо, как более опытный функционер, помогает разруливать сложные ситуации, а на ЧАЭС их накопилось много.

23 августа, этого года на ЧАЭС состоялось социально-производственное оперативное совещание. Произнесенный Парашиным монолог оставил у персонала и славутчан неприятный осадок. Он сделал вывод, что коллектив ЧАЭС не справляется с поставленными задачами, при этом лишь слегка пожурил руководство станции. То есть со слов Парашина получалось, что плох не тот, кто управляет, а те, кем управляют, потому что они не способны понять и претворить в жизнь гениальные решения руководства. Подробнее об этом читайте здесь.

6. Толстоногов Виталий Константинович. Не спокойные и тревожные четыре года с 1998 по 2002. 15 декабря 2000 года ему выпала сомнительная честь обеспечивать «ТВ- картинку» телевизионного шоу по досрочному выводу ЧАЭС из эксплуатации. Президент Украины из Киева в прямом эфире дал указание директору ЧАЭС остановить 3-й, последний работающий блок.

В том же году начал настоящую войну с обособленным подразделением «Объект «Укрытие» в результате которой коллектив «ОУ» был расформирован и «растворен» в коллективе ЧАЭС.

Ещё отметился сбитым лосем в Чернобыльской зоне при возвращении домой. Любил ездить сам, без водителя.

До закрытия станции, и особенно после -- увольнял людей «пачками». При этом говорил: «Уволю 100 человек, 10 может быть подадут в суд, один может быть восстановится, но остальные останутся за бортом».

Летом 2002 года терпение президента Кучмы лопнуло, и он уволил Толстоногова с должности. Спустя полгода Генпрокуратура возбудила уголовное дело по факту нарушений в конце 2001 года бюджетного законодательства Украины (часть 2 статья 210) и злоупотребление служебным положением (часть 2 статья 364 Криминального кодекса Украины). Безрезультатно дело было спущено на тормозах.

Создал маленькую частную фирму и до сих пор регулярно выигрывает какие-то тендеры на ЧАЭС.

7. Неретин Юрий Александрович. Руководил станцией с 2002 по 2004. Если предшественника Президент снял с должности, то этого Президент назначил! Какая ещё АЭС может сказать, что её директоров снимает и назначает сам Президент? Абсурд конечно, но факт.

Сразу же после назначения приступил к расширению собственного коттеджа, в виде двухэтажной капитальной пристройки.

Отличался невнятностью речи. Сам из оперативного персонала, работал начальником смены блока, затем станции, а своего брата оперативника терпеть не мог.

На трассе Чернигов - Киев сбил велосипедиста, с летальным исходом для сбитого и без последствий для себя.

В 2003 году без причин и оснований отсутствовал на работе 175 дней, по этому факту давал объяснения в министерстве. За «отличную» работу получил три выговора. Увольнять не решались - Президент назначил! С таким директором маялись до лета 2004, когда наконец-то его уволили, и Кучма не помог.

8. Блицкриг. Июль 2004. В одну из пятниц в начале месяца назначили нового директора. В понедельник, придя на работу, как он думал, руководить, вновь назначенный директор узнал об отмене приказа (которая произошла в субботу). По-человечески этому «счастливчику» можно только посочувствовать.

9. Смышляев Александр Евгеньевич. Один из не многих кто повернулся к людям лицом. На станции многие сожалеют, что проработал он всего год с 2004 по 2005. Возобновил прием по личным вопросам в городе. Возродил информационную службу. Был публичен и открыт.

Начал демонтаж оборудования в машзале станции. Покрасил станционный железнодорожный мост. Почистил изрядно потускневший барельеф стилизованного голубя на фасаде административного здания. Провел капитальный ремонт рабочих мест на 4-ом этаже того же административного корпуса.

Пытался ввести более жесткую политику с иностранными фирмами, работающими на реализации международных проектов. Успел бы много чего хорошего сделать, но почему-то или кого-то не устроил там, на верху, и его сняли. Как сказал С.К. Парашин: «Не вписался в вертикаль власти». Видимо был слишком самостоятельный, а деньги на площадке ЧАЭС «крутятся» не малые. Тут нужен свой, управляемый директор.

10. Грамоткин Игорь Иванович. Лето 2005 года и по сей день. На ЧАЭС Игорь Иванович пришел в 1988 году молодым специалистом после томского политехнического. Работал в реакторном цехе оператором. Где-то в середине 90-х уволился по собственному желанию и ушел в частный бизнес. В 2001 году появился на Запорожской АЭС в должности заместителя директора службы человеческого ресурса, занимался продовольственным снабжением станции. В феврале 2005 почему - то ли уволился, то ли уволили. Почти пять месяцев нигде не работал, а в июле его усадили в кресло директора Чернобыльской АЭС. Те, кто его помнили по работе в РЦ, пребывали в шоке.

Первым делом Игорь Иванович убрал бюст Ленина, который стоял со дня пуска ЧАЭС перед главным входом в административный корпус и никому не мешал. Убрал втихаря, ночью -- когда на станции никого не было. Чем вызвал немало разговоров - этим ли должен заниматься директор станции? А если и появилось желание убрать, почему не посоветовался с коллективом?

Через год, осенью 2006-го директор неожиданно инициировал локальный международный скандал: отменил результаты тендера на строительство Нового безопасного конфаймента над объектом «Укрытие». Сроки проведения тендера были затянуты уже до неприличия, а тут отмена результатов! Новый тендер? Что делать?

По телевидению вышла передача «Бомба под Чернобыль». В которой французские фирмы (победители тендера) изобличались в коррупционных действиях. Грамоткин отстраняется от должности. Назначается Правительственная комиссия. Хочу отметить, что премьер-министром тогда был Янукович, а главой комиссии назначили Клюева. Последний приезжал на станцию и имел непродолжительную приватную встречу с директором. После визита решение Правительственной комиссии было приятно в пользу Грамоткина. Он остался директором, провели ещё один тендер и победили те же французы.

Через год, осенью 2007 года директора вновь увольняют! Делает это уже Н.И. Шуфрич, как министр МЧС. Не понравилось Нестору Ивановичу, как директор реализует проект по ремонту легкой кровли объекта «Укрытие». Указом Президента Ющенко назначается временная комиссия, чтобы разобраться с увольнением директора ЧАЭС. Пока разбирались, подоспела смена власти, министром МЧС на смену Шуфричу пришел человек Президента: В.Н. Шандра и с ним сумели договориться - директора восстановили.

Весной 2010 года очередная смена власти и Нестор Иванович вернулся! Кресло под Грамоткиным зашаталось. В коллективе гадают и делают ставки: уволят директора, или договорятся? Игорь Иванович позвонил мне на мобильный. Попросил написать несколько статьей в его поддержку. К тому времени я почти год уже не был работником ЧАЭС - сократился. От предложенных денег отказался, а взамен попросил дать мне возможность иногда посещать объект «Укрытие» и промплощадку ЧАЭС. На том и сошлись.

В начале июля Нестор Иванович уходит, по каким-то политическим соображениям его меняют на В.И. Балогу. Контракт с Игорем Ивановичем продлевается. Не знаю, сыграли ли мои статьи какую-то роль, но директор своего добился. Обещание сдержал, что бывает не часто, почти год у меня была возможность приезжать на площадку ЧАЭС и в фотографиях отслеживать ход выполнения работ.

Правда в этом году я стал не въездным в Чернобыльскую зону и ЧАЭС: потому, что пишу не то, что хотелось бы директору.

В обще надо заметить, что Грамоткин в целом начал хорошо. Международные проекты ожили, в коллективе появилась какая-то стабильность. Но вот не удержал взятую планку. Из всех международных проектов успешно реализован лишь один - стабилизация строительных конструкций ОУ. И то скорее потому, что первоначальные объемы стабилизации сократили. Стабилизировали не состояние ОУ, а его строительные конструкции.

Все остальные проекты остаются какими-то не доделанными.

Хранилище отработавшего ядерного топлива - 2: к физическим работам не приступали, фактически срок пуска не определен.

Завод по переработке жидких радиоактивных отходов: в стадии доработки, к примеру, в марте это года подписан Контракт на завершение создания системы радиационного контроля. Когда заработает - неизвестно.

Промышленный комплекс по обращению с твердыми радиоактивными отходами: официально сдан в эксплуатацию с разрезанием красной ленты. Больше года идут «горячие испытания» и продолжаются работы по устранению дефектов. Де-факто комплекс не работает.

Новый безопасный конфайнмент на ОУ: контракт подписан ровно 4 года назад, технический проект на строительство проходит согласование в государственных органах регулирования, сроки реализации туманны, как и всё остальное.

Летом этого года Игорь Иванович, с третьей попытки пытается сократить персонал на 630 человек под предлогом «освобождения ЧАЭС от не свойственных функций». Примечательно, что с людьми начали говорить только после того, когда они возмутились. В итоге коллектив обвинили во всех смертных грехах. Мол, плохо работает. Вообще-то аксиома управления заключается в том, что как подчиненными руководят, так они и работают.

Замахнулся на смену руководства Группы управления проектом Плана осуществления мероприятий, и её реорганизацию. Что пора бы уже западных консультантов заменять на наших, украинских. Хорошее дело, только вы подготовили наших специалистов, способных заменить западных? Или управление проектами будем отдавать своим, удобным людям?

С 1 сентября закрыл гостиницу, приступил к выведению персонала ЧАЭС, в город. То есть из «грязной» Чернобыльской зоны в «чистый» Славутич. Процесс, возможно и рациональный. Да только практика реализации «благих намерений» на ЧАЭС крайне скупа на положительные примеры…

Многие на станции такую решительность в действиях директора связывают с появлением на площадке С.К.Парашина. По слухам, именно он фактический руководит ЧАЭС. Пятый и десятый директора ЧАЭС работают в паре, при этом десятый - ведомый.

Сегодняшний итог деятельности десятого директора ЧАЭС: «грубо и не по-европейски» (М. Жванецкий). При этом в отличие от А.Е.Смышляева, И.И.Грамоткин отлично вписался в систему. Которая конечно, не выкинет его на улицу. Для него подготовят достойное место. Когда он будет туда переведен, на его место назначат другого управляемого одиннадцатого директора. По всей видимости, поиски такого уже ведутся, и ждать осталось не долго.

PS. Вышесказанное -- сугубо мое субъективное мнение, с которым могут не согласиться не только читатели, но и те, о ком я написал.

Есть у нас в России такое издание "Однако" - журнал, как вы, наверное догадались, Михаила Леонтьева, автора одноименной программы на Первом канале ТВ. В номере от 26 апреля 2010 опубликовано интервью с первым директором ЧАЭС Виктром Брюхановым, который был приговорен в 1986 году к 10 годам лишения свободы.
Интернет версии у издания нет, поэтому выкладываю отсканированный вариант.

ЧЕРНОБЫЛЬ НИКОГО И НИЧЕМУ НЕ НАУЧИЛ.

Власти решили ликвидировать символ опасности, но не ее причины

Антон Самарин

В ночь с 25 на 26 апреля 1986 года произошла крупнейшая в истории техногенная катастрофа — авария на Чернобыльской АЭС. В ходе ликвидации аварии погиб 31 человек, а 600 тысяч человек, принимавших участие в тушении пожаров и расчистке завалов, получили высокие дозы радиации. Всего за два десятилетия от последствий катастрофы умерли почти 18 тысяч человек. В годовщину чернобыльской аварии. Однако публикует интервью с первым директором АЭС Виктором БРЮХАНОВЫМ.

Виктор Петрович назначил мне встречу в Доме офицеров московского военного округа. Туда, на юбилейный вечер, его пригласили организаторы чернобыльского движения России и Украины. Когда 74-летний инвалид II группы, облученный 250 бэрами (безопасная норма — 5 бэр в год), несущий на себе клеймо одного из главных виновников самой крупной в мире техногенной катастрофы, поднимался на сцену, зал встал. Тишину, повисшую на миг, разорвало аплодисментами. Седой, высохший до худобы старик шел, прикрываясь от них, как от пулеметной очереди: «Не надо».

— Виктор Петрович, как вы относитесь к тезису о том, что официальная версия суда, поддержанная МАГАТЭ, объясняющая чернобыльскую катастрофу ошибками и халатностью персонала ЧАЭС, направлена на сокрытие причин аварии, а на самом деле их происхождение — в конструктивных недостатках реактора, будто бы изначально созданного не для мирной энергетики, а для атомного оружия?

— Я не согласен ни с официальной точкой зрения, ни с тем, о чем пишут журналисты. На суде выступали ведущие ученые, конструкторы, представители технической экспертизы, прокуратуры. И все защищали честь мундира. Все! Вот это нагромождение лжи и увело нас от истинных причин аварии.

Напомню: на момент создания реактора РБМК-1000 его уровень, возможно, был самым высоким — чернобыльский реактор превосходил мировые аналоги. Это я знаю точно. Но я не возьму на себя дерзость утверждать, будто он использовался для производства атомного оружия. У нас были объекты, куда даже я, директор, не был вхож. Только спецслужбы. После того как я познакомился с обвинительным заключением и подписал его, я увидел письмо академика Волкова (сотрудник Института атомной энергетики имени Курчатова. — Прим. «Однако») на имя Михаила Горбачева. Он писал, что не раз обращался к академику Александрову (автору проекта взорвавшегося реактора. — Прим. «Однако») с требованием проектной доработки реактора. Горбачев в своей манере отмолчался. А когда готовился отчет в МАГАТЭ, было еще проще. В состав комиссии из 25 человек вошла группа Госатомнадзора — организации, напрямую заинтересованной в похоронах версии о проектных недоработках реактора. Почти половину комиссии составили «дети Александрова» — сотрудники Института атомной энергетики имени Курчатова. Круг замкнулся. Искать надо где-то здесь.

— Вы считаете, что причина аварии в проектных просчетах?

— Не хочу себя обелять. Нарушения со стороны персонала были, но они, будь все предусмотрено проектом, привели бы к выходу из строя блока, а не к катастрофе. Профессор Борис Дубовский утверждает, что если бы аварийная защита соответствовала назначению, ошибки персонала привели бы лишь к недельному простою 4-го блока. Что же касается системы защиты, уверен: она должна быть рассчитана на дурака. Не только на физика ядерщика, а и на меня, завхоза. То есть, каких бы ошибок ни наделал персонал, техника не должна так остро реагировать. Как японская бытовая техника: если мы нажмем не ту кнопку, агрегат не портится, не выходит из строя. Когда же мы закончили проверку, нажали кнопку «СТОН», реактор, вместо того чтобы остановиться, взорвался.

— Насколько опасно то, что в странах СНГ до сих пор используются реакторы чернобыльского типа?

— Их постепенно выводят из эксплуатации. Но что касается Чернобыля, могу смело утверждать, — с 1989 года и по сию пору ЧАЭС остается самой безопасной атомной станцией. От испуга ее доделали, как надо.

— Тогда зачем закрыли?

Обожглись на молоке. Я понимаю напуганного обывателя, который требует закрытия АЭС вообще. Поскольку это немыслимо, власти решили ликвидировать символ опасности, но не ее причины. С точки зрения технической, все просто: нажал кнопку — и все. А отработанное топливо? А 6 тысяч специалистов? А возврат 2 млрд долларов Всемирному банку реконструкции и развития? Но это все мелочи в сравнении с неизбежностью нового витка развития атомной энергетики. Вот тут бы и понять истинные причины катастрофы, чтобы знать, в каком направлении развивать отрасль. А мир не может понять, что нельзя отвергать мирный атом. Наверное, поэтому американцы, французы, англичане, японцы — все скрывают истинные причины аварий на своих АЭС. В этом смысле Чернобыль никого и ничему не научил.

— Когда вы осознали, что произошла катастрофа, которую и сравнивать не с чем?

Как и все — значительно позже. Один пример. Когда после взрыва приехал премьер СССР Рыжков, с ним — секретари ЦК КПСС Лигачев и Щербицкий, им докладывал министр энергетики Щербина: «4-й блок восстановим и сдадим к ноябрю. А 5-й построим к Новому году». Чушь? Ее на стройке выслушивала элита атомной науки СССР, правительственная комиссия, генерал полковник, командующий химическими войсками СССР Стукалов. Думаю, тогда никто не понимал, что произошло.

— Виктор Петрович, когда вы поняли, что главную вину возложат на вас?

— Сразу. Когда меня обвинили в том, что в ночь аварии я был в лесу с любовницей. Суд не смог подвести меня под расстрельную статью, но дал мне и Александру Дятлову, заместителю главного инженера, максимум — десять лет. Начальник смены Борис Рогожкин получил пять лет, начальник реакторного цеха Анатолий Коваленко — три года, инспектор Госатомнадзора Юрий Лаушкин — два. Дятлов, Лаушкин и Коваленко умерли после освобождения. Фомин уехал в Россию, о нем ничего не слышно. Рогожкин работает в Чернобыле.

— А где вы были в момент аварии?

— Дома. Накануне из Киева приехали на выходные дочь с мужем. Лиля была на пятом месяце беременности. Когда, кажется, 27-го, встал вопрос об эвакуации, я отдал ключи от нашего «жигуленка» зятю Андрею, велел забирать дочь, сына-девятиклассника и уезжать. Они не проехали и пяти километров, как под селом Копачи пришлось пропускать многокилометровую колонну автобусов. Они ехали эвакуировать Припять. Потом в Киеве дочь пошла к радиологам. Ее одежда звенела».

— Что с ребенком? Правда, что беременным в те дни принудительно советовали делать аборты?

— Про аборты не знаю. У нас родилась внучка. Я ее, правда, в первый раз увидел почти в пять лет, когда освободился. Долго деда не признавала. Сейчас заканчивает Академию МВД.

— Почему на суде вы отказались от защиты?

— Знал результат заранее.

— Где вы отбывали срок?

— Год под следствием в изоляторе КГБ. Во время суда — в обычном СИЗО. После суда — в Лукьяновской тюрьме под Киевом, потом в колонии общего режима в Луганской области. Уже потом понял, что СИЗО КГБ — это курорт в сравнении с Лукьяновской, Харьковской и Луганской тюрьмами. У ГБ камеры на двух, трех человек. Приходилось часто сидеть одному. Потом уже узнал от зэков, что в одиночку сажают перед расстрелом.

— Правда, что вы сами попросились в 70-местную камеру к уголовникам?

— Не просился. Просто на пересылке была камера на 30 мест, а нас туда натолкали около 70 человек.

— Что это был за сосед по камере, который хотел убить вас?

— Не сосед. Раз во время допроса в комнату вошел человек, думаю, кто-то из спецслужб, и зло так сказал: «Я бы тебя расстрелял». Я — ему: «Расстреливай». Он к кобуре потянулся. Но помедлил и ушел. А соседи... По-разному относились, чаще безразлично. Но некоторые до сих пор шлют поздравления с днем освобождения.

— Осужденные знали, кто вы?

— Я еще не приехал в Луганск, а про меня там уже знали. Привезли в спецмашине, выхожу во двор. Вывалила вся тюрьма. Смотрят, как на зверька. Потом относились как к поп-звезде — с восхищением и завистью.

— Чему завидовали?

— Как чему? Почти «политический». Не за понюшку табака забрили и не за краденый бумажник.

— А кем вы работали на зоне?

— Почти по специальности — в котельной слесарем. Сначала предложили заведовать библиотекой или быть диспетчером — распределять всех по работам. Должность насколько блатная в уголовном мире, настолько и опасная для жизни. Я отказался. Побоялся не за свою шкуру, а молвы. Понимал: в событие попал историческое, все равно под микроскопом изучать будут.

— После освобождения вы вернулись в Чернобыль...

— Мне дали приличную должность — начальник техотдела. Потом приехал как-то на АЭС министр энергетики Украины. Говорит: «Зайдите ко мне». И пригласил на должность замдиректора Ассоциации внешне-экономической деятельности при министерстве. К 70 годам уступил должность более молодому товарищу, сам занялся общественными делами.

— Судимость с вас снята?

— Нет. Приговор выносил Верховный суд Советского Союза. Такой страны нет. Кто же его отменит?..

— У вас не возникает желания обжаловать решение суда? По мнению многих экспертов, включая академика РАН Бориса Дубовского, «…осуждение пятерых сотрудников Чернобыльской АЭС — В.П. Брюханова, Н.М. Фокина, АС. Дятлова, А.П. Коваленко и В.В. Рогожкина... незаконно и необоснованно».

— Не имеет смысла. «Стрелочники» или умерли от лошадиных доз облучения, или, как я, образцово- показательно наказаны. Ворошить прошлое некому. Те, кто тихо загибается от радиации, не в счет. Дело сделано. Точка.

— Вы знаете о том, что в вашу квартиру в Припяти проложен международный туристический маршрут?

— Слышал, Я там был один раз, сразу после заключения. Лучше бы не ходил. Двери выбиты. Мебель вынесли мародеры. Семья, кстати, за вещами не возвращалась. Я уже сидел, когда разрешили забрать скарб. О тряпках не жалел, но от «доаварийной» жизни у меня ни одной фотографии не осталось. А ведь как жили?! Верили, что живем в городе будущего. Помню, бросил клич, чтобы у каждого жителя Припяти был свой розовый куст. И мы из Литвы и Латвии завозили розы. Пятьдесят тысяч кустов. Все прижились...

— Вам мешает слава того самого Брюханова?

— Мне нет. Дочь поменяла фамилию, когда вышла замуж. За сына и внуков, бывает, боюсь, потому что в справедливость не верю. На этом свете ее нет.

— Как полагаете, когда-нибудь мир узнает правду о Чернобыле?

— Истину мы не узнаем не потому, что ее скрывают. Ее не могут понять. По горячим следам, когда все было возможно выяснить, этого не захотели сделать.

(1935-12-01 ) (83 года)

Брюха́нов Ви́ктор Петро́вич (род. 1 декабря (1935-12-01 ) , Ташкент , СССР) - бывший директор Чернобыльской АЭС .

Биография

После окончания в 1959 году энергетического факультета Ташкентского политехнического института работал на Ангренской ТЭС (Ташкентская область) в должностях дежурный деаэраторной установки, машинист питательных насосов, помощник машиниста турбины, машинист турбины, старший машинист турбинного цеха, начальник смены, начальник турбинного цеха.

В 1966 года приглашен работать на Славянскую ГРЭС (Донецкая область), где проработал до 1970 года в должностях старший мастер, заместитель начальника котельно-турбинного цеха, начальник этого цеха, заместитель главного инженера.

Член КПСС с 1966 года. Делегат XXVII съезда КПСС (1986). В период с 1970 по 1986 год неоднократно избирался членом бюро Киевского областного, Чернобыльского районного и Припятского городского комитетов партии, депутатом Чернобыльского районного и Припятского городского Советов народных депутатов.

С апреля 1970 года по июль 1986 года - директор Чернобыльской АЭС имени В. И. Ленина. После аварии в 1986 году отстранён от должности директора и с июля 1986 года по июль 1987 года - заместитель начальника производственно-технического отдела ЧАЭС.

3 июля 1986 года решением Политбюро ЦК КПСС «за крупные ошибки и недостатки в работе, приведшие к аварии с тяжелыми последствиями» исключен из рядов КПСС.

29 июля 1988 года постановлением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР приговорён к 10 годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовом учреждении общего типа.

С августа 1992 года проживает в Ватутинском (ныне - Деснянском) районе города Киева. С февраля 1992 года работник государственного предприятия «Укринтерэнерго». Участник ликвидации последствий аварии на ЧАЭС (категория 1). Инвалид II группы.

Награды

Лауреат республиканской премии УССР (1978). Награждён: орденом Трудового Красного Знамени (1978), орденом Октябрьской революции (1983), медалями «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина» и «Ветеран труда», Почётной грамотой Верховного Совета УССР (1980).

Семья

Жена - Валентина Михайловна, инженер-энергетик, В 1975-1990 годах - старший инженер производственного отдела ЧАЭС, ныне на пенсии.
- Сын - Олег (родился в 1969 году), инженер цеха ТАИ ТЭЦ-6, киевлянин.
- Дочь - Лилия (родилась в 1961 году), врач-педиатр, жительница

После окончания в 1959 году энергетического факультета Ташкентского политехнического института работал на Ангренской ТЭС (Ташкентская область) в должностях дежурный деэраторной установки, машинист питательных насосов, помощник машиниста турбины, машинист турбины, старший машинист турбинного цеха, начальник смены, начальник турбинного цеха.

Член КПСС с 1966 года. Делегат XXVII съезда КПСС (1986). В период с 1970 по 1986 гг. неоднократно избирался членом бюро Киевского областного, Чернобыльского районного и Припятского городского комитетов партии, депутатом Чернобыльского районного и Припятского городского Советов народных депутатов.

29 июля 1987 года постановлением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР приговорён к 10 годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовом учреждении общего типа.

С августа 1991 г. проживает в Ватутинском (ныне - Деснянском) районе города Киева. С февраля 1992 года работник государственного предприятия «Укринтерэнерго». Участник ликвидации последствий аварии на ЧАЭС (категория 1). Инвалид II группы.

Награды

Семья

Жена - Валентина Михайловна, инженер-энергетик, В 1975-1990 годах - старший инженер производственного отдела ЧАЭС, ныне на пенсии.
- Сын - Олег (родился в 1969 году), старший инженер ТЭЦ-5, киевлянин.
- Дочь - Лилия (родилась в 1961 году), врач-педиатр, жительница Херсона .